Джулс Бичем - Узор Судьбы (СИ)

Сперва она заставила его сломаться и кончать не раз, и не два. Он ненавидел себя. Он натягивал цепи, лишь бы они врезались как можно сильнее в руки и не позволяли ему поддаться. Затем она вторглась в его разум, играя с ним так, как ей хотелось, создавая иллюзии, хохочущие её голосом и смотрящие на него лицами другой женщины.

Затем она наклонилась к нему и прошептала, зная, что он слышит её:

- Магия способна на многое, дорогой. Теперь мы поменяемся ролями.

Когда он забился в попытках вырваться, с ужасом поняв, что она задумала, она лишь рассмеялась. Кошмар с лицом Кэйлаш. Он запрещал себе забывать, что это - лишь маска с чужими чертами. Но затем она вновь приняла свой настоящий вид, и он на мгновение выдохнул с облегчением.

А затем она заставила его окунуться на самое дно извращенного кошмара, где насиловали не только его тело, но и разум одновременно. Он заставлял себя думать о Кэйлаш, но с каждой минутой она словно удалялась от него. Удерживать её было всё труднее; чем больше он осознавал, что то, что с ним происходит, делает его грязным, тем туманнее становились воспоминания. Никто никогда не сможет быть рядом с ним даже в мыслях потому, что он мерзок.

Он знал, что по его лицу текут слезы, но остановить их не мог, словно они оплакивали то, что ему никогда не вернуть. Этот день поставил точку в том, что он так хотел сделать, изменить в своей прежней жизни. Он сопротивлялся столько, сколько мог, держась только за обрывки мысли, что делает это ради того, чтобы Джил была в безопасности. Потому, что то, что в нём хотело защищать её, было сильнее инстинкта самосохранения.

А затем он сломался. Его рассудок всё же отключился, лишь слабо брезжа обрывками воспоминаний, но тело больше не сопротивлялось ни боли, ни насилию, продолжавшемуся бесконечно.

И вот, она, наконец, отпустила его, как и обещала.

Когда щелкнули наручники, он даже не понял, что теперь свободен. Затем, когда она потянулась к бокалу с шампанским, он попробовал пошевелиться.

Сейчас, едва видя то, что находилось перед ним, он всё же заставил себя подняться. Нашел свою одежду, которая лежала на полу. Ему не было стыдно того, что он почти не может двигаться. Всё в нем было сломано, и до того, как он может переставлять ноги, ему как-то не было никакого дела. Застегнуть рубашку он смог с четвертой попытки, и, наконец, ощущая, как одежда, словно наждак, растирает раны, сделал шаг к двери.

- Ты не хочешь спросить меня - что я велела ей сделать? - Она лениво растянулась, вытягивая, как змея, свое тело покрытое засохшей кровью.

Она сделала то, что хотела - отняла у него надежду и вернула его в тот мир, где он был до сих пор. Всё это время она знала, что делает, отнимая у него то, чем он дорожил.

- Я приказала ей убить прокурора. Ведь когда-то он засудил его друга, - она смеялась, считая это очень забавным.

Он услышал её слова, и, несмотря на то, что не мог ни о чём думать, всё же заставил себя с трудом, но сделать шаг вперед. Кэйлаш по-прежнему была в опасности.

Его лицо оставалось относительно не тронутым, и он мог спокойно пройти мимо толпившихся внизу людей. Путь до дверей отеля дался ему так, словно его тело разваливалось на части. Вот как выглядит насилие. Его не смыть и не содрать, даже если снять с себя кожу, обнажая кости. Он пропитан им насквозь, он омерзителен как гниющий труп, распространяя его дыхание вокруг себя.

Он ехал в такси, которое поймал у отеля. Дорогая одежда, кредитная карта, такая безупречная оболочка для искореженного нутра. Джил могла отправиться лишь в одно место в это время дня, во Дворец Правосудия. Туда он сейчас и ехал, надеясь лишь на то, что не опоздал. Нащупав в кармане телефон, он набрал номер не слушающимися его пальцами и сказал то, на что хватило сил:

- Бросай всё и мчись во Дворец Правосудия. Вызови прямо сейчас нашего врача, пусть ожидает твоего возвращения.

Две фразы дались ему с таким трудом, словно он разучился разговаривать.

Последний бросок.

Последнее усилие.

Он не для того проделал весь этот долгий путь.

Когда перед ним автоматически раскрылись стеклянные двери, он уже знал, что Джил тут. Вынимающая пистолет и целящаяся в прокурора, чужая и уверенная в себе, словно перед ним стоял кто-то другой, а не маленькая женщина, неспособная забыть погибшего друга.

Он собрал все силы и направился к ней. Действие любого заклятья спадает, если разрушить контакт, изменив действие так, чтобы его выполнил не тот, кому его внушили, а другой. И он столкнулся с Кэйлаш, выхватывая у неё пистолет и нажимая на курок.

Теперь она свободна.

Но он смотрел на летящую к прокурору пулю и видел, как тот не проявляет эмоций, свойственных человеку. Тем более, человеку, в которого стреляют. Перед ним стоял кто-то неизвестный, кто улыбался, наблюдая за происходящим так, словно оно ему было по душе.

Рассудок отказывался воспринимать что-либо, всё, что он мог сейчас помнить и видеть перед собой, это была она одна. Поэтому он равнодушно бросил пистолет и повернулся к ней. Её глаза наконец-то стали прежними - большими, испуганными, и он опустился на пол рядом с ней. Он позволил себе прикоснуться к ней, обнять.

Это убивало его. Простое прикосновение к ней казалось похоже на пытку, словно он обнимал огонь, и не только потому, что он испытывал боль каждым сантиметром кожи. И не потому, что ему было сложно заставить себя испытать контакт с кем-то после того, что с ним сделали. Его грязное тело не должно было даже касаться её, пачкая Кэйлаш тем, чем он теперь был пропитан насквозь. Но он знал, что это - последний раз, когда он может оказаться рядом с ней. Ощутить её реальность, которая так и останется обрывками воспоминания, смешанного с канвой боли и позора. Услышать её голос, уже начинающий стираться, как старая запись. Он яростно удерживал её образ перед собой, борясь с тем, что волочило его обратно, в засасывающую тьму.

Это было прощание.

Он всё еще оставался собой, когда вокруг них поднялся шум, появилась полиция. Он не мог найти в себе силы отпустить Джил и поставить точку.

Но затем он всё же отпустил её.

Пока его окружали полицейские, он смотрел, как её подхватывает и уводит единственный, кому он мог доверить заботу о ней. Когда они скрылись в толпе, его разум мог больше не бороться с теми трещинами, которые раскололи его на множество осколков.

Последнее, что он подумал - всё равно, ради неё стоило заплатить такую цену.

Над городом собирались тучи, обещающие грозу и хороший ливень. Несмотря на то, что до сих пор стояли весьма прохладные дни, конец лета решил побаловать горожан жарой на прощание. Кроме людей, суетливо снующих по улицам, всё живое попряталось и замерло. Птицы не носились стайками, щебеча изо всех сил, домашние животные не рвались гулять. А те, кого хозяева выводили, тихо семенили за ними, словно не решаясь отойти в сторону.