Роберт Джордан - Перекрестки сумерек

Мишраиль пожал плечами:

— Для такой работы хватает Посвященных и солдат. Конечно, думаю, тебе прискучило следить за обучением. Учить оболтусов красться по лесу и лазать по скалам, как будто они не в состоянии и нити Силы направить. Да любая захудалая деревенька и то покажется получше. — Вдруг его улыбка превратилась в ухмылку — самодовольную, надменную и вовсе не обаятельную. — Может, если ты попросишь М'хаеля, он разрешит тебе заниматься вместе с его учениками во дворце? Тогда бы ты не скучал.

На лице Логайна не дрогнул ни единый мускул, но Габрелле ощутила пронесшуюся по узам стрелу ярости. Ей довелось случайно услышать обрывки кое-каких слухов о Мазриме Таиме и его не всем доступных занятиях, но на деле каждая сестра знала лишь то, что Логайн и его сотоварищи не доверяли ни Таиму, ни кому бы то ни было из тех, кто посещал его уроки, а Таим, по-видимому, не доверял Логайну. К сожалению, сведения, которыми сестры располагали об этих занятиях, грешили скудностью; ни одна из них не была связана узами с мужчиной Таима. Некоторые полагали, что взаимная подозрительность проистекает из того, что в разное время и Логайн, и Таим провозглашали себя Возрожденными Драконами, а иные даже считали недоверчивость признаком того безумия, которое постигает мужчин, способных направлять Силу. Габрелле же не замечала у Логайна никаких признаков умопомешательства, а выискивала она их с тем же упорством, что и приметы, по которым со стороны видно, что тот вот-вот направит Силу. Если она будет по-прежнему связана узами с Логайном, когда тот впадет в безумие, оно может захватить и ее разум. Впрочем, что бы ни вызвало трещину в рядах Аша'манов, этим нужно воспользоваться.

Под взором Логайна улыбка Мишраиля поблекла.

— Довольствуйся мизером, — наконец сказал Мишраиль, разворачивая коня. От сильного удара каблуками животное прянуло вперед, а он выкрикнул через плечо: — Кое-кого из нас, Логайн, ждет слава.

— Недолго ему радоваться своему Дракону, — пробормотал Логайн, глядя вслед удаляющемуся галопом всаднику. — Слишком длинный язык.

Габрелле подумала, что замечание Логайна вряд ли предназначалось для нее и Тувин, но тогда зачем он вообще что-то говорил? И почему он вдруг так встревожился? Логайн весьма умело скрывал свою тревогу, особенно принимая во внимание узы, но тем не менее он был обеспокоен. О Свет, иногда казалось, что лучше и не знать о том, что творится в голове у мужчины! От этого путаницы еще больше!

Вдруг Логайн обратил свой взор на них с Тувин, изучающе оглядел обеих. Новая струйка обеспокоенности проскользнула по узам. Неужели он о них тревожится? Или — что за странная мысль — тревожится за них?

— Боюсь, нашу прогулку придется прервать, — помолчав, сказал Логайн. — Мне нужно кое к чему подготовиться.

Он не стал гнать коня галопом, но в деревню, где жили проходившие обучение мужчины, возвращался намного быстрее, чем выезжал из нее. Теперь Логайн был на чем-то сосредоточен; как предположила Габрелле, он о чем-то напряженно размышлял. Узы буквально гудели от напряжения. Конем он правил, должно быть, почти что машинально.

Их маленький отряд повернул обратно, и немного погодя Тувин подъехала поближе к Габрелле. Склонившись в седле, Тувин попыталась впиться взглядом в Габрелле, одновременно кидая быстрые взгляды на Логайна, словно боясь, что он, оглянувшись, застанет их за разговором. Судя по всему, на то, что подсказывали узы, Тувин внимания никогда не обращала. Пытаясь разом делать два дела, она дергалась в седле туда-сюда, как тряпичная кукла, в любой момент рискуя свалиться наземь.

— Мы должны пойти с ним, — прошептала Красная Сестра. — Чего бы это ни стоило, ты должна этого добиться. — Габрелле вскинула брови, и Тувин, надо отдать ей должное, покраснела, но настойчивости не утратила. — Нельзя допустить, чтобы нас оставили, — торопливо зашептала она. — Явившись сюда, он от своих честолюбивых замыслов не отказался. Какую бы гнусность он ни замыслил, мы ничего не сможем поделать, если нас не будет рядом с ним, когда он начнет действовать.

— Что у меня под носом, я и так прекрасно вижу, — резко ответила Габрелле и почувствовала облегчение, когда Тувин просто кивнула головой и замолчала. Чтобы обуздать страх, который нарастал у нее в душе, Габрелле большего сделать не могла. Неужели Тувин никогда не задумывалась о том, что она должна ощущать через узы? Нечто, что всегда присутствовало в соединении с Логайном — решимость — теперь окрепло и было пронзительно-острым, как отточенный нож. Ей показалось, на сей раз она понимает, что это значит, и от такого знания у нее пересохло во рту. Габрелле испытывала непоколебимую уверенность, что Логайн Аблар отправляется на войну, хотя она и не могла сказать, на войну с кем.

Медленно спускаясь по широкому коридору, который нисходящими полого спиралями обвивал Белую Башню, Юкири чувствовала себя злой на весь мир изголодавшейся кошкой. Она едва заставляла себя прислушиваться к речам неспешно идущей рядом сестры. Утро по-прежнему оставалось еще сумрачным, рассвет едва пробивался сквозь пелену сильного снегопада, окутавшую Тар Валон, и на средних уровнях Башни холод стоял такой, как зимой в Пограничных Землях. Ну, может, было и не настолько холодно, допустила чуть погодя Юкири. Ей уже много лет не доводилось бывать так далеко к северу, и память преувеличивала то, что не забылось. Вот поэтому-то так и важны письменные свидетельства. За исключением, конечно, тех случаев, когда кое-что не осмеливаешься даже записать. Так или иначе, но все равно было холодно. При всей одаренности и мастерстве древних зодчих, на такую высоту тепло от громадных подвальных печей не доходило. Язычки пламени над золочеными шандалами плясали на сквозняках, а некоторые потоки воздуха, наиболее сильные, колыхали тяжелые гобелены, развешанные через определенные промежутки вдоль белых стен: весенние цветы, лесные пейзажи и диковинные животные и птицы чередовались с картинами триумфов Башни. Последние никогда не увидишь внизу, на открытых для простого люда этажах. В собственных апартаментах Юкири, где от разожженных каминов исходит блаженное тепло, когда-то было намного уютнее.

В голове у Юкири, как она ни старалась этого избежать, продолжали безостановочно крутиться мысли о новостях из внешнего мира. Или в большинстве случаев правильнее было бы сказать — о недостатке надежных известий. В сообщениях «глаз-и-ушей» из Алтары и Арад Домана — сплошная сумятица, а редкие доклады, вновь начавшие просачиваться из Тарабона, были ужасны. Если верить слухам, то правители Пограничных Земель — повсюду, от Запустения до Андора и от Амадиции и до Айильской пустыни. Единственный подтвердившийся факт — что ни один из них не находится там, где ему положено быть, — на страже границ Запустения. Айил прямо-таки кишат повсюду и, похоже, окончательно вышли из-под власти ал'Тора, если он вообще когда-либо их контролировал. Последние вести из Муранди чуть не заставили ее одновременно скрипеть зубами и рыдать, а уж те сведения, что пришли из Кайриэна!.. Сестры заполонили Солнечный Дворец, некоторых подозревают в принадлежности к бунтовщицам, так что в лояльности ни одной из них нельзя быть уверенной. А от Койрен и ее посольства по-прежнему никаких вестей с тех пор, как они покинули город, хотя они уже давно должны были возвратиться в Тар Валон. Мало того, ал'Тор опять исчез неведомо куда, словно сквозь землю провалился. Неужели правдивы слухи, что он наполовину разрушил Солнечный Дворец? О Свет, он же не мог пока еще сойти с ума! Или же предложение Элайды о «покровительстве» испугало его и теперь он прячется? Или что-то его напугало? Ее саму ал'Тор пугал. И он пугал остальных из Совета Башни, какую бы мину те ни исхитрялись изображать.