Майкл Муркок - Город Зверя. Хроника Кейна

Я отчаянно пытался держаться на плаву и делал все, чтобы рот и ноздри оставались закрытыми.

Меня бросало из стороны в сторону, выкидывало вверх и снова накрывало волной, пока я не увидел веревки. Я не знал, закреплен ли у нее второй конец, но вцепился в нее. Я потянул и — о счастье! — почувствовал, что второй конец к чему-то привязан.

Не знаю, как долго меня швыряло по океану, но все это время я не отпускал веревку, благодаря которой продержался на поверхности, пока шторм не начал утихать.

Я открыл распухшие от соли глаза и увидел, что всходило солнце и наступало утро.

Впереди я заметил на воде мачту, к ней и была прикреплена моя веревка.

Из последних сил я стал подтягиваться по веревке к разбитой мачте. Приблизившись к ней, я увидел, что за нее держатся несколько человек.

Хотя, конечно, в плане безопасности мачта была не бог весть чем, я вцепился в нее с чувством бесконечного облегчения, которое перешло почти в ликование, когда я увидел Гула Хаджи. Но он был без сознания от усталости и даже не открыл глаз, когда я протянул к нему руку, чтобы подбодрить его и показать, что я еще жив.

В этот момент вдали послышался крик и, повернув голову в том направлении, я заметил, что останки нашего корабля все еще были на плаву.

Луч солнца упал на что-то, мгновенно вспыхнувшее золотым, и я узнал Рокина. Сжимая веревку в зубах, я поплыл к кораблю. Веревка закончилась, но, к счастью, корабль несло в нашу сторону.

Вскоре меня подняли на борт, а потом несколько багарадов по веревке подтянули к кораблю и мачту и стали помогать тем, кто за нее держался, подняться на борт.

Наконец, Гул Хаджи был на корабле, и мы лежали рядом на палубе совершенно без сил. Рокин, такой же измученный, как и мы, стоял, облокотившись на сломанную перегородку, смотрел вниз, на нас.

Нам откуда-то принесли горячего чая, и мы почувствовали себя настолько лучше, что смогли сесть и осмотреться.

Буквально все было смыто за борт разбушевавшимся штормом. Корпус корабля уцелел только чудом, он даже почти не был поврежден. На палубе не осталось ничего: ни мачт, ни перегородок, ни оснастки.

Рокин подошел к нам.

— Вам повезло, — сказал он.

— И тебе, — ответил я. — Где мы?

— Где-то в Западном океане. Судя по направлению ветра, ближе к нашему берегу, чем к вашему. Надеюсь, мы попадем в нужное нам течение, и скоро доберемся до земли. Большая часть нашей провизии пропала, когда залило вон тот трюм. — Он показал на трюм, с которого была сорвана верхняя стенка. — Машины там же, наполовину в воде, но думаю, они вне опасности.

— Пока они в твоих руках, опасность висит в воздухе, — напомнил я.

Он усмехнулся.

— Рокину ничто не может повредить, даже шторм.

— Если я прав относительно этих машин, — сказал я ему, — они могут причинить гораздо больше вреда, чем шторм.

— Да, но только врагам Рокина, — хвастливо заявил багарад.

— И Рокину тоже.

— Что они мне могут сделать? Они у меня в руках.

— Я тебя предупредил, — сказал я, покачав головой.

— О чем ты меня предупредил?

— О твоем полном невежестве!

Он пожал плечами.

— Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы просто пользоваться этими машинами.

— Конечно, — согласился я. — Но нужно разобраться в них, понять, как они действуют. Иначе они нагонят на вас страху.

— Я тебя не понимаю, брадхинак. Ты мне надоел.

Снова пришлось отказаться от попытки уговорить его, образумить, но я еще раз утвердился в той мысли, которую старался объяснить ему. Мало знать, что машины работают, нужно убедиться, что понимаешь, как они работают, прежде чем воспользоваться ими во имя благой цели и без риска для жизни.

На следующий день мы увидели землю — не знаю, что это было — сам Западный континент или один из близлежащих островов.

Пока Рокин Подводил корабль к берегу, чтобы бросить якорь, мы соскочили на отмель, которая шла до самого берега.

Когда якорь был брошен, мы все сели в тени корабля, пытаясь прийти в себя после испытаний последних двух дней. Рокин повернулся ко мне, но его обычная ухмылка на этот раз была едва видна.

— Что же, мы все теперь далеко от дома — и далеко от нашей славы, — вздохнул он.

— И все благодаря тебе, — сказал Гул Хаджи, словно прочитав мои мысли.

— Да, — сказал Рокин, поглаживая свою золотую бороду, которая от соленой морской воды стала грязной и жесткой. — Наверное, ты прав.

— Ты хоть представляешь себе, где мы находимся, — спросил я.

— Нет.

— Тогда пошли вдоль берега, может, набредем на какое-нибудь селение, — предложил я.

— Пошли, — кивнул он. — Но кто-то должен остаться караулить сокровища, которые мы оставляем на корабле.

— Ты имеешь в виду машины? — спросил Гул Хаджи.

— Да, — ответил Рокин.

— Мы могли бы их покараулить. С помощью твоих людей, — сказал я.

Рокин расхохотался.

— Может, я и дикарь, но кто вам сказал, что я дурак?! Нет уж, вы пойдете с нами. Корабль будут охранять мои люди.

И мы отправились в путь. Побережье было песчаным, лишь изредка нам попадались крупные валуны. Вдали виднелся какой-то полутропический лес, и листва деревьев слегка покачивалась на тихом теплом ветру.

Такая мирная картина.

Но я ошибся.

К полудню побережье сузилось, и мы оказались довольно близко от леса. Небо все покрылось тучами, воздух стал холоднее. У Гула Хаджи и у меня самого не было плащей, и мы дрожали от холода.

И тут откуда ни возьмись, они и появились.

Эта вопящая стая выскочила из-за деревьев и побежала нам навстречу. Какая жалкая пародия на человека! Совершенно обнаженные, покрытые шерстью, они размахивали дубинками и примитивными мечами.

Сначала я не мог поверить своим глазам, но не задумываясь вытащил меч и приготовился защищаться.

Хотя они шли на двух ногах, лица у них были лишь наполовину человеческими, а наполовину звериными: они мне напоминали собак из породы ищеек.

Более того, у них были не носы и рты, а пасти, как у собак.

Их внешность была так невероятна, и выскочили они на нас так внезапно, что чуть не застали врасплох.

Размахивая дубинкой, ко мне подскочил первый человек-ищейка.

Я блокировал его удар и зацепил его пальцы, а потом прикончил его ударом в сердце.

Его место занял второй, на смену которому подходили все новые и новые «воины». Мы были окружены их стаей. Нас пятеро: Гул Хаджи, Рокин, я и еще двое багарадов, наших противников же по крайней мере раз в десять больше.

Я сделал выпад и убил сразу двух, поразив их в шею.

Из собачьих пастей наших врагов текла слюна, глаза горели нечеловеческой, маниакальной ненавистью, которую до этого я видел только в глазах бешеных собак. У меня возникло ощущение, что если кто-нибудь из них сейчас меня укусит, то я тоже заражусь их бешенством.