Иван Тропов - Шаг во тьму. Дилогия

Несколько шагов я еще различал их, потом они перешагнули линю тени, угол дома прикрыл их от фонаря. Потерялись.

Я остался один.

Это плохое место…

Я знал, что они где‑то там, идут в темноте. Знал, что Гош по другую сторону дома, на дороге. Знал, но чувствовал, что я здесь один.

Есть только дом, нависающий над фонарем, надо мной, надо всем миром. И чертова сука в нем.

Это плохое место!

Глаз фонаря, следящий за каждым моим движением. И шелест капель, в котором тонут все прочие звуки…

Я один. Совсем один. И…

это плохое место.

Я вдруг явственно почувствовал чей‑то взгляд. Сзади, в спину.

К черту, к черту! Это все шутки подсознания! Эхо ее удара — и рикошет дурацкой шутки Виктора! Нет там никого, просто не может быть. За три дня ей не выдрессировать волков. Да она даже того Харона еще не нашла, скорее всего. Не должен был он еще всплыть — вода‑то сейчас почти ледяная…

Но я ничего не мог с собой поделать. Кусая губы, злясь на себя, но все‑таки поджался и резко обернулся. Цепко хватая взглядом все, что позади: отсветы фонаря на мокрых стволах дубов, черные тени за ними, отсветы на земле, неровной от взмокших листьев… выискивая два сияющих глаза, внимательно наблюдавших за мной.

И медленно выдохнул. Злясь на себя еще больше. Конечно же никаких глаз не видно. Потому что нет никаких волков. Нет!

И не могло быть. Она не всемогуща. Одно дело — заставить кого‑то делать что‑то нужное ей, когда она рядом. Когда она запустила в голову свои ледяные щупальца… Но стоит ей отпустить человека — и он снова станет самим собой.

И после второго раза в себя придешь.

И после третьего… Наверно…

Чтобы надолго подчинить человека и заставить его делать в точности то, что ей хочется от него, когда ее самой уже нет рядом, для этого нужен не один десяток вторжений. Не одна неделя упорного труда, и даже не один месяц. Потому они и заводят себе постоянных слуг.

А изменить животное еще сложнее, чем человека. Мозг у волка устроен проще, конечно, но ей от этого не должно быть легче. Волк почти не сопротивляется вторжению. Но, подчинив его, что с того пользы? Вариантов поведения у него куда меньше. Что‑то сложное — надо создавать заново, с нуля. Но сначала сломать врожденные варианты поведения, а у волка они закреплены куда тверже, чем у человека…

Так что изменить волка так, как она изменила Харона, еще сложнее, чем сделать слугу из человека.

Вроде бы…

Вроде бы так. А может быть, и нет. Я ведь не чертова сука. Могу только слушать размышления Старика да сам потихоньку догадываться. А как уж оно на самом деле…

К черту, к черту эти предательские мыслишки!

Я сдвинул рукав, поймал отражение фонаря на часах. Без двадцати девяти. Еще четырнадцать минут…

Чертова сука, должно быть, уже в подвале. Запаливает свечи вокруг алтаря. Обычно там горит каждая шестая свеча, но этой ночью будут гореть все.

Секунды тянулись медленно и тяжело. Стрелка часов будто замерла.

Без двадцати семи…

Я стоял, глядя на стрелку и облизывая губы — почему‑то жутко хотелось пить. Все бы отдал за глоток воды! В кармане есть фляжка коньяка, но как раз сейчас нельзя ни капли спиртного.

Без двадцати пяти…

Можно. Теперь можно, не опасаясь перегореть раньше времени.

Я облизнул губы, сухие как бумага, отлип от дерева и стал расстегивать плащ.

Ну вот, сейчас и узнаем, на что она способна.

Я медленно — пока еще символически, больше не ногами, а глазами, мыслями, нутром — двинулся вперед. Готовясь, нацеливаясь, чтобы осталось лишь спустить курок.

Отбивая в голове серебристый ритм. Собирая — не столько сознательно, сколько рефлекторно, в дальней комнате души — букет эмоций, которые должны быть во мне, когда все начнется. Вытаскивая их из себя, лелея, защищая от невыносимого ветра…

это плохое место!

Выкинуть эту дрянь! Выжать из себя! И приелушиваться к тому, что останется. Вот‑вот в голове повеет холодок — настоящий холодок. Знак, что она нас заметила.

Только бы новичок не вошел слишком рано. Или не запоздал. Дело даже не в нервах, просто мы с Гошем и Виктором уже привыкли к ухваткам друг друга, а вот он…

Я остановился. Сердце в груди бухнуло и — замерло. Воздух в горле застыл непробиваемой пробкой, не давая вдохнуть. Мысли вышибло, в голове стало пусто‑пусто.

Справа от меня — два ярких огонька.

Мигнули, скрывшись за стволами дубов, и снова сияют. Ярче и ближе…

Я попятился назад и чуть не заорал — что‑то ударило меня в спину.

Лишь через миг понял, что это дуб. Всего лишь ствол. И в тот же миг наваждение пропало. Огоньки слишком далеко, слишком яркие. Не волчьи глаза.

Нахлынуло облегчение, но всего на миг. Потому что если это не волчьи глаза…

Огоньки нырнули вверх, снова опустились. Но не так, как подпрыгивали бы глаза бегущего зверя. И не фонарики в руках людей. Больше всего это походило…

Черт возьми! Я оглянулся влево, где дом, — на фонарь, сияющий в темноте. Ярко, слепя, заметно даже издали. Как приглашение.

Поглядел вправо. На два желтых огонька, то и дело пропадающих за стволами далеких дубов. Там же дорога!

И мальчишек — двое… Виктор сказал: не бывает, чтобы одна сука приносила в жертву двух мальчишек за один раз…

Озарение было ярким, как удар в ухо. Я до боли закусил губу. Ну да, второй мальчишка… Чертов пижон! Накаркал!

Теперь понятно, почему их двое. Один для себя, второй для подружки. Еще одна чертова сука. Едва ли сильнее той, которая в доме, — куда уж сильнее‑то?! Но если она подружка той… Близка до такой степени, что они вместе совершают ритуал… Если она слабее, то самую малость.

Сквозь ветви опять сверкнули фары — машина ехала быстро.

Гош! Он ведь должен заходить к дому с той стороны, как раз по дороге! Та чертова сука, что в машине, заметит его. И если она хотя бы вполовину сильна, как та, в доме…

Я развернулся и побежал. Не сдерживая движений, не стараясь ступать бесшумно, не обращая внимания на громкое чавканье мокрой листвы.

И все равно бежать быстро не получалось. Чертово новолуние! Я бежал выставив руки, то и дело натыкаясь на шершавые стволы дубов, выраставшие из темноты. Далекие блестки фар только мешали.

Нарастающий шум машины, дубы, выпрыгивающие из темноты, скользящие за деревьями фары…

Не успеть. Она уже подъезжает к пруду. Она там, где Гош должен начинать атаку. И убежать на сотню метров он не мог…

Двигатель сменил тон, машина тормозила.

Ну вот и все… Едва ли бы мы и вдвоем с ней справились, но одному у Гоша точно никаких шансов. Она уже заметила его, она его уже сломала…

Надо остановиться. Надо поворачивать. Ему уже не помочь.

Это плохое место.

Остановиться… Назад…