Надежда Мамаева - Дропкат реальности, или пособие для начинающего шулера (СИ)

— Он только этого и ждет. Это провокация. За попытку покушения на высшее духовенство — смертная казнь. Даже я не смогу тебя вытащить.

Леш лишь сверкнул глазами, а потом парень всмотрелся в лицо всерадетеля. Ненависть, бушевавшая в нем первые мгновенья, начала соперничать с пытливым интересом ученого, увидевшего перед собой нечто интересное. Что именно, пацан сначала даже не понял, а потому прикрыл глаза, стараясь абстрагироваться от разговора. 'Как там Эрден учил? Смотреть на детали…' — про себя думал Леш, а мозг уже выявлял несоответствия.

По рассказу Вассы выходило, что когда она сняла амулет со всерадетеля, он был ходячий труп, разлагающийся на глазах. Сейчас же, хоть он весь и в струпьях, но живой, и вполне готовый мстить. Что‑то его не то, чтобы спасло, но замедлило процесс разрушения. Еще один амулет?

Леш начал аккуратно сканировать дланника и нашел. Булавка, воткнутая в воротник, такая же простецкая, как и наложенные на нее слова. Это было даже не заклинание, вплетенное в металл при ковке, а неумело наложенный поверху, уже на остывшее железо, говор. Делал этот амулет тот, кто по силе уступал Лешу, а по умению — отцу пацана. Похоже, не удалось всерадетелю быстро сыскать такого же умельца, как некогда убитый им мастер, на замену, когда Васса украла амулет, вот и пришлось довольствоваться заговорённой булавкой. Заложенной в ней силы хватило ровно настолько, чтобы поддерживать в Хогановой деснице жизнь, но не исцелить.

Парень даже не стал раздумывать. Месть с клинком в руках — дело благородное, но ему и такая, тихая сойдет. Леш сделал шаг назад, уходя, словно прячась за спину инквизитора, а сам меж тем аккуратно, снимал наложенные на булавку слова. После того, как с амулета юный магик убрал слова исцеления, он произнес свое, одно, но действенное. 'Разрушай' — неслышно прошептали губы пацана, но металлу и этого призрака звука было достаточно.

Меж тем всерадетель и инквизитор вели светскую беседу:

— Примите мои поздравления, у вас появилась невестка, — хоанов дланник напоминал гюрзу, лениво извивающуюся кольцами — и молодожены так ветрены, так влюблены в жизнь и друг в друга. Зачастую такая любовь может и раздавить мужчину, если что‑то случается с его возлюбленной. Скоротечная чахотка, например, или удачное покушение обезумевшего фанатика…

При этих словах кулаки инквизитора сжались, а из ямочек, оставленных полумесяцами ногтей начала сочиться кровь. Стервец знал, куда метить. Единственной слабостью великого и ужасного был сын. И если Васса погибнет… Его мальчик полюбил. Один раз и навсегда. Люцианус понял это по его взгляду, по тому, как он неистово защищал эту девушку, готовый умереть сам ради нее. Смерть Вассы Эрден если и переживет, то будет уже совсем другим.

Всерадетель убедился, что его слова достигли цели и, присовокупил:

— Возможно, что именно сейчас какой‑то одержимый пытается избавить мир от одной из деканов мракобесьей школы, — и довольный произведенным эффектом Хоганова десница зашагал прочь.

Люцианус готов был рвануть с места совсем не по — инквизиторски, остудил его порыв голос Леша:

— Ему осталось ходить по земле не больше лучины.

— Почему?

— Только что я отомстил за смерть отца. Не стоит слепо доверять силе амулетов, особенно если ты не маг.

Удивительное дело, но Антер — старший все понял и без дальнейших пояснений, благодарно кивнув.

— Хорошо, что всерадетель не знает твоей истинной силы, иначе наверняка бы тщательнее подготовился ко встрече. — инквизитор вздохнул. — Знаешь, Леш, единственная пакость в том, что на смену этой змее приползет следующая.

— Знаю, придет. Последователи всерадетеля так просто не отстанут. Но новому дланнику нужно будет время, чтобы освоиться, а уж потом он начнет мстить и расшатывать трон, а пока у нас будет фора.

Инквизитор внимательно посмотрел на мальца. Уже седая прядь в русых волосах. Взгляд не юноши, успевшего повидать многое мужчины, а ведь у пацана еще борода расти не начала.

— Из тебя выйдет неплохой политик, может даже дипломат, а с учетом твоих умений…

— Нет, мне по душе ближе мастерская отца, чем подковерные интриги.

Их разговор прервал истошный женский крик.

Леш и инквизитор разом бросились к окну, выходившему на площадь. Там, в толпе, окружившей карету, что‑то произошло. Люцианус лишь мельком взглянул на экипаж и у него внутри все похолодело. Это была карета его сына.

Васса с Эрденом как раз выходили из резиденции, когда их нагнал Илас.

— Я с вами, — без обиняков заявил блондин.

— Мы будем только рады, — Васса была счастлива, как и всякая влюбленная молодая супруга, идущая под руку с милым.

Пока троица шла по аллее, все было замечательно, но на выходе из резиденции что‑то насторожило Иласа. Он, как гончая, почуял в воздухе запах охоты. И в этой охоте им, похоже, отводилась роль добычи.

Эрден тоже что‑то уловил.

— Словно арбалет в спину навели, — тихо произнёс дознаватель, и Илас с ним согласился. — Давайте в карету, и как можно быстрее.

Быстрее не получилась. Пока пробирались сквозь толпу, стоявшую у ворот, пока замешкавшийся кучер открывал дверь.

Арбалетный болт Илас не увидел, почувствовал. Он не успевал толкнуть Вассу, лишь подставить грудь, защищая ее спину. Пернатый вестник смерти прошил мужчину насквозь. Он начал заваливаться.

Эрден опомнившись, подхватил девушку, буквально закинув ее внутрь кареты, а потом, втащил туда же раненного Иласа.

— Погнали, быстро! — командный голос дознавателя придал живости кучеру, во весь рост вставшему на козлах и замахнувшемуся кнутом. Карета резко тронулась перед расступившейся толпой.

Илас шипел и плевался:

— Собака, наконечник с ядом, пальцы немеют. Вытащите быстрее.

Эрден выполнил указание раненого.

— Дотянешь до целителя? — голос, полный тревоги заставил Иласа криво улыбнуться. Бывший соперник, а печётся о нем почище родного отца.

— Даже не надейся, жить буду и тебя еще переживу.

— Язвишь, значит, точно будешь, — тревога Эрден слегка отступила.

Вечером же скорбная весть разнеслась по столице: всерадетель отбыл на услужение лично Хогану. После похорон верховного дланника и сорокадневного траура был избран новая десница, но это уже совсем другая история.

Четыре стяга красовались на шпилях угловых башен межрасовой академии магического мастерства святой Баяны — именно так буквально через год была переименована первая школа магии в империи. Дикое сочетание слов как‑то прижилось в народе, а потому, не мудрствуя лукаво, сие учебное заведение так и обозвали в официальных документах, к несказанному веселью Ваурия и зубовному скрежету всерадтеля, которому таки — пришлось отдать обитель на разграбление магической братии.