Виктория Угрюмова - Двойник для шута

Тиррон угасал медленно и мучительно. Он думал, что более невыносимых мук — и телесных, и душевных, — чем те, что он испытывает сейчас, нет и быть не может. Но оказалось, что предела страданию, как и радости, не бывает.

Он стоял, глядя через золоченые прутья оконной решетки на волны, бьющиеся о подножие башни, когда позади негромко скрипнула дверь.

— Добрый день, высокородный Аберайрон! — произнес Эрлтон насмешливо, как и всегда, когда ему случалось обращаться к архонту.

Тиррон резко обернулся. И в ту же секунду испытал настоящий шок. Наверное, впервые за всю жизнь он был так потрясен встречей с Верховным магистром.

Когда архонт увидел перед собой знакомое бесстрастное лицо Эрлтона, отлитое из сверкающего серебра, он почувствовал, как тяжелый ком заворочался у него в горле, мешая дышать. Да, это Эрлтон, и никто другой, потому что никто не может говорить таким тяжелым, таким мощным голосом, который Тиррон узнал бы и из тысячи других голосов, но в остальном… Господи! Как же он изменился.

Прекрасное, пышущее здоровьем и силой, молодое тело; длинные тяжелые волосы, ниспадающие на плечи буйными прядями; могучие мускулы; великолепная атласная кожа и грациозные, непринужденные движения — все, чего никогда в жизни не имел несчастный архонт, снизошло на его мучителя и врага. Это было несправедливо, и несправедливость оказалась страшнее всего.

Эрлтон молчал.

Слова и не нужны были теперь, когда поражение Тиррона стало очевидным.

— Это ты? — выдохнул архонт.

Человек в серебряной маске оставил без ответа сей крик души. Он уже вполне насладился и изумлением, и растерянностью, и целой гаммой других переживаний своей несчастной жертвы. Теперь он счел, что пора заняться тем делом, за которым он, собственно, и явился к Тиррону.

— Мне нужно от тебя еще кое-что, — сказал он ровным, спокойным голосом.

— Хорошо, что ты пришел, — ответил архонт. — Я как раз хотел сказать, что мне от тебя больше ничего не нужно.

— Я не ослышался?

— Вовсе нет, Эрлтон, — продолжал Тиррон, удивляясь собственной храбрости. — Я все обдумал и все взвесил — мне больше не нужны лекарства от моего недуга.

— Тогда ты умрешь, — пожал плечами человек в серебряной маске.

— Естественно.

— В мучениях.

— Я это знаю.

— И не боишься?

— Боюсь, — сказал архонт. — Конечно боюсь. И каждая частичка моего тела трепещет при мысли о том, какую боль оно испытает. Но теперь это не является самым главным.

— Может, ты расскажешь мне, что для тебя важнее?

— Остаться человеком, — тихо, но твердо сказал Тиррон, глядя прямо в глаза своему мучителю.

Отчего-то именно этого взгляда Эрлтон не выдержал.

— Каким человеком?! — рявкнул он. — Ты представляешь себе, как ты будешь выглядеть недели через две-три?! Расползающийся, заживо гниющий кусок зловонного мяса, обезумевший от боли! И это ты называешь «остаться человеком»? Дурак…

— Именно это, — ответил архонт, стараясь усилием воли сдержать охватившую его дрожь. — Можешь идти, магистр Эрлтон, я тебя больше не задерживаю.

Человек в серебряной маске в недоумении уставился на Тиррона. Сколько величия, сколько силы было в последней фразе. Невероятно! Впрочем, это минутная вспышка воли, и она продлится недолго. Через несколько дней этот гордый, решившийся вынести все человек станет на коленях умолять его хотя бы о малейшем облегчении страданий.

Эрлтон усмехнулся про себя и обернулся к замершему у окна архонту.

— Ты слишком много позволил себе сегодня, великий Аберайрон. Язык часто подводит нас, и за его глупости случается расплачиваться головой. Но я справедлив. И я считаю так язык виновен, ему и отвечать. Так пусть же с этого дня бесценный дар речи будет оценен тобой по-настоящему. Я хочу, чтобы у тебя было время подумать о том, какие слова следовало выбирать, разговаривая со мной. А засим прощай.

И Верховный магистр вышел из покоев Тиррона. Глухо лязгнул засов, словно запирали тюремную камеру. Впрочем, так оно и было.

Архонт хотел сказать напоследок, что он не передумает и не испугается, но, к великому ужасу своему, обнаружил, что не может издать ни звука.

Эрлтон сделал его немым.

Несчастный Тиррон упал на колени и воздел руки к небу.

— Господи! — кричал он беззвучно. — Господи! Ты не слышал меня, когда я произносил свои молитвы вслух, услышишь ли ты теперь вопли немого?

— Император здесь! — возвестил Аластер. — Все ли готовы?

— Да, — прошелестели в ответ голоса членов Большого Совета.

— Я вынужден объявить о том, что у нас создалось чрезвычайное положение, — промолвил герцог Дембийский в воцарившейся вслед за тем тишине. — Думаю, что дела обстоят гораздо хуже, чем вы можете себе представить.

— Я могу представить себе все что угодно, — заявил Сивард. — У меня очень богатое воображение. Я вообще подумываю уйти на покой и начать писать романы: должно неплохо получаться, и материала накопилось более чем достаточно.

Все рассмеялись, и атмосфера в зале сразу стала менее напряженной.

— Сначала я хотел бы предоставить слово коллеге Сиварду, чтобы он ознакомил нас вкратце с теми выводами, которые мы смогли сделать в ходе расследования, длившегося весь прошедший месяц вплоть до вчерашнего дня.

— Когда герцог говорит так торжественно, — заметил князь Даджарра вполголоса, — мне становится не по себе. Велеречивость Аластера — признак серьезных неприятностей.

— Вы правы, князь, — согласился в свою очередь и Далмеллин. — Но послушаем. Из любого положения должен быть выход, и только от нас зависит, сумеем ли мы его отыскать.

Сивард откашлялся, чтобы привлечь к себе внимание, и произнес:

— Основные события известны всем присутствующим. Если свести воедино попытку подкупа наших слуг (это было около двух с лишним месяцев тому назад); нападение на порт Возер, осуществленное регулярными частями Бангалорской армии; присутствие убийц Терея на кадазане «Умба» и вооруженное сопротивление, оказанное командой этого судна; а также записку, найденную на подстреленном Даргеймом Вальрусом митхане и адресованную архонту Тиррону, — то уже можно сделать вывод, что правитель Бангалора должен ответить на несколько вопросов, которые, я полагаю, у вас, господа, уже возникли.

Эти факты можно отнести к прямым уликам против архонта Тиррона Аберайрона. Теперь я предлагаю вам рассмотреть косвенные — не менее важные, с моей точки зрения.

Во-первых, моим людям удалось проследить путь, проделанный фрейлинами и служанками императрицы Арианны после того, как их отправили обратно на родину. Нас интересовала фрейлина Эфра и все ее связи и знакомства. Нам удалось выяснить следующее: эта девица происходила из довольно знатного рода графов Сайнет, и ее кормилицей, а затем и няней была рабыня, вывезенная с Бангалора. Отец Эфры купил эту рабыню еще девочкой, на острове Ойнаа. И оказывается, Эфра прекрасно знала бангалорский. Добавим к этому, что граф Сайнет — один из ярых ненавистников Великого Роана и до сих пор мечтает восстановить поруганную честь Лотэра и однажды выиграть войну с империей, отомстив за поражение предков. Такой вот он странный человек…