Александр Анфилатов - Изумрудная долина (СИ)

Дрегон насупился, не желая отвечать:

— Это мое дело, Дхоу Наваторо! Вы на земле, а я на воде, хочу посмотреть, чем всё закончится!

— Законное желание! — согласился Ярослав. — Только сдается мне, ожидаете Вы, милостивый кормчий, не окончания событий, а посла Охерибо Велласа и рассчитываете принять на борт, если я в безмерной щедрости своей отпущу его с миром…..

Кормчий смутился, поняв, что планы его раскрыты.

— ….Но мы, уважаемый Дрегон, не желаем ни кормить Бурутийских пленных, ни продавать как скот. Совесть, понимаете, не позволяет! Потому, выбирайте, оуна Наваторо: или вы грузите всех вместе с послом, или никого! Думаю, за то что вы бросили без помощи родственника Бурути, деспот вас не пожалует. А мы, в свою очередь, не оставим своей милостью, позволяя торговать в долине Ласу. Рано или поздно наше зерно и товары потребуют кораблей для перевозки в порты Риналя, и если договоримся сейчас, то сможете рассчитывать на будущие прибыли от перевозок.

Дрегон сразу как‑то сник, сплюнул за борт, в сердцах стукнув кулаком по планширю:

— Хорошо! Ваша взяла! Но к пристани не подойду, не надейтесь, отправляйте пленных плотами.

Довольный решением самого главного и насущного вопроса Ярослав через полчаса присутствовал на приготовлениях к казни. На две каменные колонны, до сих пор не имевшие крыши или портика, положили бревно, через которое перекинули три веревки. Надо заметить, казнь через повешение в здешних краях была в новинку, по большей части, преступников побивали камнями, и если хотели оказать уважение, то мечем в шею. Потому необычный способ умерщвления вызвал всеобщее любопытство. В отличие от аборигенов, земляне крайне негативно отнеслись к решению Ярослава применить «высшую меру социальной защиты» по отношению к предателям, открывшим ворота цитадели, тем не менее, большинство их также пришло на южный двор крепости. В результате собралась толпа зрителей, хотя к этому никто никого не принуждал и не призывал.

Затем собрали большую часть пленных, построив отдельными рядами под усиленным нарядом стражи. Их намеревались сразу со двора вести на погрузку. Под конец вывели посланника и его людей, все они понимали, для чего находятся на дворе и потому пребывали в крайне нервозном состоянии, каждого вели по двое вооружённых людей и несколько страховали.

Охерибо Веллас, несмотря на трясущиеся руки и жалкий вид (был раздет до исподней туники), при приближении к Ярославу пытался вести себя вызывающе.

— Вам, Дхоу, это с рук не сойдет, — рыдающим голосом вопил он, — деспот — мой родственник! Моя смерть не останется не отмщенной!

Посланник попытался вырваться из рук стражи, но та держала крепко. Когда его подвели вплотную, Ярослав отстранено ответил:

— Уважаемый посланник, Вас вывели из темницы не за тем, чтобы казнить. Хотя я уверен, что внезапное нападение организовано лично Вами…

— Но это неправда! — как в бреду выкрикнул посланник

— …При всем моем желании не могу Вас казнить, — продолжал Ярослав, не обращая внимание на возражения, — как личный посланник нашего друга и доброго соседа деспота Бурути, вы обладаете неприкосновенностью, потому были взяты под стражу для Вашей большей безопасности и будете освобождены немедленно по загрузке кораблей пленными. Передайте лично от меня деспоту уверения в глубочайшем почтении и надежду на добрососедские отношения в будущем. Инцидент у ворот крепости считаю недоразумением, произошедшим по вспыльчивости и халатности командира отряда, и выражаю желание в дальнейшем избежать столкновений. Это все! Вы, посол, свободны! В пределах крепости….

Стража оставила трясущегося Велласа, но для его охраны вышло четверо воинов. Затем Ярослав поднялся на руины стен, откуда его могли лучше слышать, и обратился к пленным:

— Я обещал вам жизнь и свободу! И сдержу слово! В течение часа вы будете погружены на корабль и отбудете домой!

Немедленно поднялся шум, гвалт и рукоплескания. Пленные, как малые дети, радовались счастливому подарку судьбы, ещё несколько минут назад сомневаясь в словах вождя индлингов. Находясь целиком в руках победителей и зная о вероломстве своего нападения, они не могли до конца поверить в свое счастье. Обещания вождь мог также быстро забыть, как и давал. В таком случае, пленников ждала горькая судьба раба в каменоломнях Риналя или на оросительных каналах. В лучшем случае, они могли никогда не увидеть свои семьи, оставаясь рабами–пастухами у горных племен, или, за ненадобностью, убиты. Потому, услышав столь желанные для них слова, они не могли удержаться от восторга.

Однако на дворе присутствовали те, для кого сей день должен был стать последним. Трое воинов–охранников посла были подведены к месту казни, и на их шеи накинуты веревки.

Толпа в волнении ожидала представления.

Пленники разом от эйфории счастья перешли к удрученному состоянию, им тяжело было наблюдать за приготовлениями к убийству товарищей. Ярослав понимал, что пять десятков профессиональных воинов, даже безоружных, в окружении стражи, — большая сила и немалая опасность, потому на стенах стояли лучники, а отряд Шестопёра находился поблизости в боевой готовности.

Неожиданно из рядов пленников послышались возмущённые голоса:

— Помилуй их, Вождь! Они добрые воины! Никогда не совершали преступлений!

Ярослав, не обращая внимания, взмахнул рукой, давай команду к началу.

Вперед вышел пожилой агеронец для оглашения приговора и слегка запинающимся и срывающимся голосом начал читать наизусть короткую речь на модонском:

— В двадцатый день до осеннего поворота и пятьдесят четвертый год небесного пути в городе Ласу и Изумрудной долине казнимы: Верзила Кум, Оторопь Дрыгайло и Пивной жбан вынос за преступление, измену и предательство. Выше означенные воины, презрев обязанности стражи посла и неприкосновенность посольской миссии, выступили на стороне врагов, принявшей посольскую миссию стороны, открыв ворота крепости, нанеся тяжкие увечья и раны охранявшей означенные ворота страже, чем совершили преступление, подлежащее наказанию смертной казнью через повешение.

По зачтении приговора концы веревок были закреплены на сёдлах лошадей, а вопли толпы стали значительно громче и настойчивей. Как ни странно, но среди переселенцев–землян нашлись сердобольные, что если и не криком, то ропотом выражали желание помиловать несчастных.

— Помилуй! — неслось со стороны пленных — Прости неразумных! Это Веллас во всем виноват! Они люди подневольные! Казни и его!

Ярослав оставался непреклонен, жестом давая понять нежелание прислушаться к мнению народа, но и со стороны землян слышались всё усиливающиеся возгласы: