Велор Сильвер - Убейте меня

— Сегодня должен приехать врач, осмотреть тебя. Необходимо проверить твое сердце, как оно работает. Если он что-то обнаружит, то заберет на лечение в город. Это нужно для твоего здоровья, поверь мне.

Я молчал. Смущало то, что мать не смотрит на меня. Значит, не понимает и осуждает. Как все.

Она закончила доить корову. Поднялась и вылила молоко в приготовленную крынку. Сверху наливая молоко, она проверяла, чтобы марля не упала внутрь.

Наполненную крынку поставила на полку, рядом со мной. Из кармана вынула краюшку черного хлеба. Развернулась и молча ушла.

Я не прикоснулся к еде. Отвернулся к стене и вскоре уснул.

05 июня 1994 года

Врач приехал только на следующий день. Когда они разговаривали во дворе дома, мать попросила меня выйти из сарая. Перед тем как меня показать врачу, она посмотрела в глаза и попросила молчать. Не разговаривать с врачом. Эта просьба несколько удивила меня.

Дав обещание, что промолчу, я посмотрел на мужчину в белом халате. Совершенно обыкновенная внешность, ничем не примечательная. На лице очки в черной оправе и прыщик у правого глаза.

При виде меня врач внимательно оглядел и, протянув руку, поздоровался:

— Привет, парнишка!

Не задумываясь, я ответил на рукопожатие и даже улыбнулся. Доктор взял меня за плечо, и мы вместе отошли в сторону. Отец направился следом, однако врач остановил его:

— Прошу вас, оставайтесь на месте. Не мешайте разговору тет-а-тет.

Отец недоуменно уставился на меня. Я отвернулся.

Мы вместе с доктором вышли за пределы дома и направились к сирени. Там остановились, и врач неожиданно спросил:

— Как настроение? Как себя чувствуешь?

— Нормально, — ответил я, позабыв о просьбе матери.

— Кошмары не снятся? Нормально спишь?

Я отвечал быстро, не задумываясь.

— Иногда снятся, но крайне редко. Раз в год или два. В основном я не вижу снов.

— Бывает такое, что внезапно дергается глаз или рука?

— Нет.

Врач задумчиво сложил руки на груди и, поправив очки, продолжил:

— У тебя бывают внезапные приступы агрессии?

— Нет. Если возникают какие-то отрицательные эмоции, я начинаю их анализировать. Прежде глубоко думаю, прежде чем ответить человеку. Но внезапного желания ударить на пустом месте нет. Такого не бывает.

— Посещали суицидальные мысли?

— Иногда, в основном, когда сталкивался с непониманием. В последнее время эта мысль посещает меня все чаще.

— Ясно.

Врач посмотрел на сирень. Потянул за ветку и сорвал цветы. Понюхав лишь раз, выбросил его в траву.

В следующий миг он спросил:

— Как сам думаешь, тебе необходимо лечение у нас в клинике?

Я пожал плечами, прикидывая мысленно все «за» и «против». Вслух ответил:

— Не знаю. Если мое сердце нуждается в этом, то я готов.

Доктор недоуменно покосился на меня:

— Сердце? Какое сердце?

— Ну, вы же кардиолог и хотите проверить мое сердце. Я ведь в прошлом году попадал в госпиталь. Вы ведь в курсе?

— Нет, мой мальчик, я не врач-кардиолог.

Мы смотрели друг на друга в легком недоумении. Окончательно запутавшись, я решил выслушать доктора. Что скажет он, ведь в том, что он врач, я не сомневался.

— Милый мальчик, — он обхватил меня за плечи, — тебя ввели в заблуждение. Уж не знаю, намеренно ли или случайно, но только я вот что скажу. Я врач-психотерапевт. Меня пригласили твои родители в связи с тем, что у них имеются некоторые подозрения на твой счет. Чтобы понять, болен ли ты психически или нет, я вывел тебя на этот диалог.

Сказать, что я был поражен, значит, не сказать ничего. Родители предали меня, решив под шумок сдать дальше от дома в психушку. Подальше от дома и своей дражайшей репутации.

Когда вся деревня шумит о том, что рядом живет мальчик-гей, каким я не являюсь на самом деле. Когда все считают тебя прокаженным и грязным. Когда твои близкие стесняются тебя и брезгуют сидеть за одним столом, становится по настоящему жутко.

Я больше не стану плакать и рыдать. Я стану сильным, я переживу все это. Нужно только найти подходящую дверь в лабиринте жизни. Ведь я все еще жив! Что может быть хуже?

— Посмотрите на меня доктор, неужели я сумасшедший?

Врач только усмехнулся:

— Нет, ты не сумасшедший, это однозначно. Однако у тебя глубокая депрессия и наблюдается психоз. Если ты не против, я бы предложил полежать у нас в клинике. Мы прокапаем капельницы и дадим успокоительные пилюли. Будешь жить в двухместной палате, с другим мальчиком. Трехразовое питание и щадящий режим. Ну, что скажешь?

Я все еще был ошарашен. Смотрел на врача и не верил, что все это происходит именно со мной.

Доктор придвинулся чуть ближе и, понизив голос, сказал:

— Тебе надо выбраться отсюда, иначе близкие упекут тебя в места намного хуже нашего.

— Доктор, что может быть хуже психушки?

Я был в тупике. С одной стороны, меня ожидала жизнь домашнего животного, вроде собаки. В дополнение к этому, ненависть близких и откровенное унижение. Ежедневно, каждый час.

Если же я соглашусь на поездку в дурдом, то вероятно все утихнет. Когда вернусь, все позабудется и не станет таким свежим и дурным.

Кстати, а когда я вернусь? И вернусь ли вообще? Я посмотрел на врача, и он сразу же ответил:

— Отделение, в которое я тебе предлагаю, свободнее остальных. Там ты сможешь видеться с близкими, прогуливаться по местному парку и даже читать книги, когда захочешь. В среднем, лечение займет четыре-пять недель. Когда выздоровеешь, то сможешь вернуться к обычному образу жизни.

Он видел, как я дрожу, как не знаю, как поступить, как мне действительно становится страшно от происходящего. Я был загнан в угол.

— Да не переживай ты так, — доктор подбадривающе улыбнулся, — к нам лечиться в клинику специально приходят многие бизнесмены, писатели и даже актеры. Нервишки полечить. После выписки все данные о тебе будут засекречены. Никто никогда не узнает об этом, ведь все делается анонимно. Репутация не пострадает.

— Все сумасшедшие общаются между собой?

— О, нет. Буйные больные заперты в отдельном здании. Там все окна и двери на замках, и охрана у входа круглосуточная. Похлеще тюрьмы. Вообще на территории больницы более десяти отделений. Все отделены друг от друга. У каждого отделения свое двухэтажное здание, свои врачи и медперсонал.

В растерянности я почесал затылок. Выбор у меня был не из легких. Однако как бы плохо мне здесь ни было, все-таки я был дома. Дурдом есть дурдом. Я вежливо отказался.

— Как знаешь, — только что и ответил врач, — вернемся к твоим близким?

И мы направились назад во двор. Отец о чем-то тихо перешептывался с матерью, при виде нас оба замолчали. Теперь моя мать была с ним заодно. Она предала меня, вот так запросто.

— Ну что, доктор? Что скажете?