Том Холт - Граальщики. Солнце взойдет

Денни перевернулся лицом вниз и начал пронзительно кричать; он все еще кричал девять часов спустя, когда его подобрал нефтяной танкер. Когда он рассказал капитану танкера о своем приключении со странным кораблем, тот хмуро кивнул головой.

— Знаю, — сказал он. — Я сам его видел. Мы зовем его «Летучий Нормандец».

Денни был полумертвым от обезвоживания и долгого пребывания на солнце, но он все же был журналистом, а история есть история.

— Расскажите мне о нем, — попросил он.

— Это ужасно, — отвечал капитан, осеняя себя крестным знамением. — С теми, кто увидит этот корабль, могут случиться самые кошмарные вещи.

Он помолчал, закрыв глаза.

— Самые кошмарные вещи, — повторил он.

— Например?

— Ну, — отвечал капитан, — некоторые из них умирают, некоторые сходят с ума, некоторые лет пять или шесть живут вроде бы совершенно нормально, а потом хватают мачете и начинают крошить всех без разбора. Некоторые попросту исчезают. А некоторые…

— Что некоторые?

— А некоторые, — мрачно сказал капитан, — доходят до того, что действительно покупают страховку.

Между городом Джайлс, что лежит к северу от хребта Томкинсона, и Форрестом на Нулларборской равнине простирается Великая Пустыня Виктория. Она горяча, безводна, безлюдна и безжалостна; и что бы ни было на уме у Творца, когда Он создавал ее такой, это наверняка не был человек.

В таком месте чувствуешь себя по-настоящему ужасно, если у тебя болят зубы.

— У меня где-то в рюкзаке есть немного гвоздичного масла, — сказал сэр Пертелоп. — Говорят, гвоздичное масло — отличная штука. Мне оно, правда, еще ни разу не помогало, но может быть, я просто слишком чувствителен к боли.

— М-м-м-м, — отвечал его соратник.

— В аптечке, конечно, есть еще аспирин, — продолжал Пертелоп, — но я бы его не рекомендовал, так как он растворимый, а поскольку вода у нас кончилась…

— М-м-м-м.

— Что и говорить, — добавил Пертелоп утешающе, — если бы мы нашли немного воды, это было бы совсем другое дело. Но пока что… — он украдкой бросил взгляд на голубое, стального оттенка, небо и быстро опустил глаза. — А вот моя тетя Беатриса рассказывала, что если сосать камешек…

— Заткни глотку, — сказал сэр Ламорак.

Оскорбленный Пертелоп поправил на плечах рюкзак и решительным шагом прошел несколько ярдов к востоку. Потом он остановился.

— Если это север, — сказал он, показывая на юг, — то Англия находится в семнадцати тысячах миль вот за той большой зазубренной скалой. Подумать только, — добавил он. С минуту он стоял, раздумывая, затем пожал плечами и зашагал — для протокола, шел он на запад.

Они пытались добраться до Сиднея.

Когда эти двое сходили с авиалайнера в Брисбене несколько месяцев назад, это не казалось им слишком трудной задачей. Да, действительно, никто из них до тех пор не бывал в Австралии, но перед отъездом из Англии они предусмотрительно купили железнодорожные билеты, заранее заказали номер в отеле и приобрели по экземпляру «Что к чему в Сиднее». Их проблемы начались в Брисбенском аэропорту, когда Пертелоп забыл в автобусе сумку, в которой были все их бумаги.

«Ничего страшного, — объяснил Пертелоп. — Нам всего-навсего нужно будет добираться автостопом. Австралийцы известны как дружелюбные, приветливые люди, находящие удовольствие в том, чтобы помогать путешественникам, попавшим в затруднительную ситуацию».

Шестнадцать часов ходьбы по дороге, и они действительно умудрились поймать попутку — грузовик, полный свежезабитых туш, который довез их аж до самого Сент-Джорджа, где водитель наконец силой выкинул их из кузова, после того как Пертелоп проявил настойчивость, непременно желая исполнить «Vos Quid Admiramini» своим обычным гнусавым речитативом. После небольшой паузы, которую они использовали для перегруппировки багажа и съедения того, что осталось от пакета мятных пряников, которые Ламорак купил в Хитроу, они отправились дальше пешком в Дирранбанди. Вряд ли удастся в двух словах объяснить, как они умудрились отклониться от курса на тринадцать тысяч миль; единственное, что тут можно сделать, не берясь за написание новой книги, это сказать, что на задней обложке ламораковского календаря Национального Треста была напечатана карта мира, и что несмотря на то, что Пертелоп слышал о Колумбе и кривизне земной поверхности, он никогда не мог почувствовать себя полностью убежденным. Основной предпосылкой его навигационной теории была идея о том, что центр мира находится в Иерусалиме, и все карты должны интерпретироваться соответствующим образом.

Пертелоп посмотрел на часы.

— Что ты думаешь насчет того, чтобы остановиться здесь и перекусить? — спросил он. — Мы Можем присесть вон под той скалой. Оттуда открывается вполне симпатичный вид на… э-э… пустыню.

Хотя Смерть преследовала их по пятам на каждом шагу их пути, на манер откормленного голубя у дверей бульварного кафе, больше всего она приблизилась к тому, чтобы сделать две новые зарубки на рукоятке своей косы, в пятидесяти милях к востоку от хребта Макгрегора, когда Пертелоп во время своих утренних упражнений случайно перевернул ржавую пивную банку, в которой хранились остатки воды. Они бродили кругами в течение двух дней и наконец выбились из сил, но тут их подобрала группа кочующих аборигенов, которых Ламорак сумел убедить, что его библиотечный билет является на самом деле карточкой «Америкен Экспресс», и те дали им галлон воды и шесть сушеных ящериц в обмен, как выяснилось, на право брать из Публичной Библиотеки Стерчли три художественных и три нехудожественных произведения еженедельно без ограничения срока. С этого момента все, что им оставалось, — это брести от одной буровой скважины до другой, по дороге как можно тише подкрадываясь к ничего не подозревающим змеям.

Пертелоп, однако, отказался причинять вред параматгскому рогатому питону, которого они поймали в результате шестичасовой борьбы среди скал горы Вудрофф, указав, что он является вымирающим видом. Вскоре после этого у Ламорака разболелся правый верхний моляр.

— Ну-ка посмотрим, — сказал Пертелоп. — Что у нас есть. —Он развязал свой рюкзак и начал рыться в его содержимом (три чистых рубашки, три пары нижнего белья, экземпляр «Что к чему в Сиднее» с закладкой, отмечающей описание нью-орлеанского джазового фестиваля, швейцарский армейский нож с шестью сломанными лезвиями, электробритва, пара брюк, теннисная ракетка, губная гармошка, двое спортивных штанов, полотенце, «Гермолен», гвоздичное масло, упаковка пластырей, бутылка шампуня от перхоти, таблетки от желудочных недомоганий, маникюрные ножницы, некоторое количество женского белья…)

— У тебя в рюкзаке есть что-нибудь, Лам? — спросил Пертелоп. — У меня, кажется, совсем пусто.