Джал Халгаев - Оскольки

Только я сунулся наружу, как мне попытался отпилить бошку какой-то мертвяк.

Не особо с ним церемонясь, я взмахнул кинжалом и разрубил его череп на части, ощущая внутри нетерпение от предстоящей схватки — приятно послевкусие моей недавней трапезы.

Мои ноги опустились на мостовую. Я осмотрелся.

Услышал свист. Резко дернул головой влево и легко словил болт свободной рукой, тут же запустив его обратно. Усмехнувшись, я проследил взглядом за костистым трупом арбалетчика, сиганувшего вниз с высокой колокольни.

— Не стоило стрелять железом, когда сам от него можешь подохнуть.

Судя по всему, до площади оставалось всего чуть-чуть, а зная моего врага, она ошивается где-то там, зуб даю. Вот же стерва!

Я пошарил в своих карманах и сплюнул. Ни пороха, ни даже одной чертовой пули. Я вообще удивляюсь, а солдаты-то куда смотрели? Они ведь должны были припасти хоть что-то. Уж не думали же они убить меня с одним лишь жалким свинцовым кругляшком, это же смешно!

Перекинув кинжал в левую руку и взяв серп в правую, я уверенно двинулся вперед.

Справа выскочили два вурдалака. Слабые, я легко разделался с ними парой-тройкой ударов железного клинка и запросто отлучил их кочерыжки от туловища изогнутым лезвием.

Земля передо мной вздрогнула. Из трещины показалась черная склизкая рука хмыря, но я лишь усмехнулся и глубоко засадил кинжал в вырастающую из разлома макушку.

Дальше пошел черед оживленцев. Какой-нибудь дурак легко мог спутать их с живыми (если, конечно, он слепой или шибанутый на всю голову), и его рука бы дрогнула, но не моя. Едва две девчонки лет шести и одна горбатая старуха подошли ко мне, я без проблем с ними разобрался, разрезав всем троим глотки.

А нежить все наплывала.

Мои волосы покрылись вязкой капающей слизью. Вся одежда по цвету напоминала чью-то отрыжку, а оружие в руках скользило от гноя и крови. Но я шел. И насвистывал под нос любимую песню.

Пару раз меня ранили. Разодрали когтями бок, зацепили какой-то заточкой лоб и ударили в глаз, и я почти перестал видеть, но слух мой никуда не делся.

У третьего квартала я столкнулся с огромным болотным бесом размером с приличный дом. Не знаю, откуда он здесь взялся, но я и не задумывался особо. Просто разрубил ему голову надвое и вырвал сердце, едва не лишившись правой руки и оплавив щеку до такой степени, что, кажется, через дырку виднелись мои два зуба.

Честно скажу, когда я дошел до площади, то чуть ли не валился на бок от усталости. Я был настолько разбит, что едва волочил ноги, а мне еще предстояло сражаться с этой тварью!

Ну, кто бы, кроме меня, в здравом уме подписался под это дело?

Внезапно в небе прогрохотало нечто.

Появившейся волной воздуха меня откинуло на пару метров назад и прижало к земле, а мир вокруг вдруг окрасился в монотонный серый цвет, совсем не подходящий моему темпераменту.

Сплюнув кровь, я медленно сел и перевел взгляд на колоссальный столп бесцветного пламени, медленно поднимающийся вверх и образующий конусообразную вертящуюся воронку.

Атмосфера начала стремительно накаляться. Воздух разогрелся.

Меня неожиданно начало тянуть вперед, и я никак не мог этому сопротивляться. Так что я просто лег на землю и стал ждать, когда же меня, наконец, довезут до пункта назначения. Ну, а чего просто так руками молотить, ведь почти все можно сделать стараниями других.

Меня медленно подняло в воздух. Я сглотнул, ощущая на своем теле приближающийся жар настоящего вселенского пожара. Ну, и размахнулась же ты, гребаная сволочь!

Меня втянуло в смерч. Сначала я подумал, что сейчас лопну изнутри, но постепенно давление снизилось, и я даже мог разглядеть в огне темные силуэты других фигур, попавших в эту ловушку.

И одна из них показалась мне на удивление знакомой. Холхост тебя подери, девчонка, я же говорил тебе: беги!

Я склонился чуть вперед, и мое тело в ответ медленно поплыло туда же. Внезапно рядом с тенью возникла другая. Я, ругнувшись, остановился.

Тень была страшная. Сгорбленная и расплывчатая, она стояла рядом с девчонкой, опираясь на деревянную клюку, и тянулась к ее лицу длинными когтистыми лапами, тощими как спички. На ней, судя по всему, мешком висел серый изорванный балахон с капюшоном, походящий на лохмотья, а из головы как гнилая морковка торчал невероятных размеров горбатый нос, сплошь покрытый бородавками.

Даже у меня (как вы уже, наверное, успели заметить, мутит меня нечасто) от одного ее вида передернуло, а ноздри забились неприятным запахом старины и плесени.

Я не тронулся с места. Глупо бросаться спасать девчонку и противостоять самой смерти, тогда мы умрем оба. А вот если она поглотит Ольху, то у меня появится пара секунд времени и крошечный шанс на победу. Выбор очевиден.

Фигура девчонки вздрогнула. До меня донесся громкий крик, который, наверное, продирал бы своей болью до глубины души, но я благополучно избежал этой участи.

Старуха схватила ее за шею и медленно подняла вверх одной рукой.

Секунды тянулись на удивление долго. Кажется, на лбу от волнения даже проступил пот.

— Ну же, Холхост тебя побери, Йен! Только не говори, что ты раскис, — прошипел я самому себе, ощущая, как отвратно дрожат руки. — В конце концов, кто она тебе? Обыкновенная девчонка, таких на улицах сотни! И что, что тебя током шибануло? Мало ли, случается… Сама виновата. Надо было бежать, а не возвращаться в это пекло. У тебя, наверное, ангина. Или лихорадка. Вон, как тебя трясет. Успокойся. Ай, ну ты и сволочь!..

Сплюнув, я прыгнул вперед.

Это была худшая неделя в моей недолгой, но чертовски неприятной жизни.

Я думала, что он умрет. Мне пришлось вправить ему обе ноги, пришить почти отрубленную левую руку к плечу (пару раз меня чуть не вырвало прямо на его лицо), наложить шины на шесть пальцев, шею и поставить на место три позвонка, и каждое мое движение сопровождалось или отвратительным хрустом костей и суставов, или пробирающими до дрожи криками боли проводника. А иногда приходилось выслушивать и то, и другое.

Не знаю, сколько крови из него вылилось, но он должен был умереть. Эта тварь располосовала ему все лицо, почти вырвала сердце, запустив руку под ребра и вживую выковыряла когтями почку. А когда он проиграл, она оставила его там, на площади, рядом со мной, и он четыре часа лежал среди гниющих трупов мертвых горожан, захлебываясь собственной кровью, пока я не очнулась и не перетащила его к близлежащему озеру, чтобы помочь.

И он выжил. Это просто поразительно.

Теперь на его лице два изогнутых полумесяцем вертикальных шрама, идущих от лба через оба глаза к подбородку, походящих на какие-то ужасные ритуальные метки, и несколько уже подживающих царапин. Раны на его животе постоянно кровят, левая рука едва двигается, а правая нога все время волочится по земле, но главное он жив. Хотя, как мне кажется, это его совсем не радует.