Джал Халгаев - Оскольки

— Хм. Вы вытребовали у нее проводников, я помню, и отдали ей на растерзание четыре города населением более ста тысяч. Прямо огромный вклад в развитие гуманизма.

Морис покачал головой.

— У нас разные взгляды, Рейнгольц. Я вижу суть, а ты только пробегаешься глазами по поверхности.

— Да, да, и эту песню мы тоже слышали. Давай дальше.

— Второй проблемой стала чума в Северной Голиции. Из-за этого и началась война. Тогдашние Держатели Тарантура и Карантании решили захватить третье царство, несмотря на эпидемию, а наследник Фарварда с дуру заключил пакт с Проводницей и обратил всех своих людей в оборотней. В ходе атаки тех почти полностью перебили, а остатки развили свои способности и стали именоваться Волками. Но есть одно «но»: принц Северной Голиции не смог отдать долг этой твари, из-за чего она осталась ни с чем, а когда попыталась взять свое, то ее заперли под Караваем на долгие века. С тех пор она недолюбливает и проводников, и Волков.

— А вот последнего я не слышал, — признался я, почесывая щетину.

— Легче спросить, что ты вообще слышал. Но не в этом суть. Когда ты по своей тупости угодил в Каравай, она проснулась. Все началось с того момента, когда погиб бука.

— Он просто мелкая сошка!

Морис снисходительно кивнул.

— Во времена войны он таким не был. Они заперли ее на заклинание и привязали его к буке в надежде, что тот будет жить вечно и изредка подпитываться беглыми заключенными. А вы вдвоем все испортили.

— Так-то да, но какого хрена именно я?

— Ты еще не понял, идиот? Наследник своей крови, пусть и искалеченный…

— Угу. И ущербный. Знаем.

— …и ущербный, — все равно договорил Морис, — да еще и проводник. Ты ей приглянулся, Адам. А разрушенные города и появление оживленцев — всего лишь ее развлечение. Когда-нибудь она до тебя доберется. Когда ей это будет нужно.

Я сел, задумчиво пожевывая губу и наблюдая за бесполезными стараниями моего собеседничка дотянуться до лежащего под столом пистолета. Значит, вот как…

— Ведь она уже до меня добралась, — шепотом сказал я самому себе.

Морис замер.

— Как? Когда? Мне такого не докладывали!

— Предпоследний город, где я был перед смертью. Не помню, как он назывался, но словечко там еще то. Она бы меня убила, если бы мы не заключили сделку.

— Какую?!

— А какую сделку можно еще заключить с дьяволом? Душа в обмен на жизнь.

— На кой черт ей твоя жалкая душонка? — захрипел он. — Ты проводник, у тебя ее попросту нет!

— Ну, спасибо.

Нет, душа-то у меня есть, но она, как сказать… ни для чего не годится.

— Не время для цирка, Адам! Хоть раз в жизни попытайся быть серьезным, особенно сейчас! — его лицо вдруг покраснело. Он что, серьезно пытался меня вразумить? — Что ей надо?..

Морис снова задумался. Я не видел его таким никогда: его руки дрожали, отовсюду лил пот, а глаза как в лихорадке метались туда-сюда, перескакивая с моего лица на пол и обратно. Видимо, я заставил его всерьез обеспокоиться судьбой будущего мира.

— Так, что у нее может быть на уме? Вспоминай, вспоминай!

Я усмехнулся.

— А я ведь воскрес под Древом, Морис. Под тем самым, — дал я ему подсказку.

Его глаза округлились до размера подставки для чайника.

— Вот значит как…

— Ну-с, слушаю твои разумения, друже, — я незаметно коснулся запястья, к которому на наручи крепилась тонкая бамбуковая трубка.

Он вздохнул и покачал головой.

— Легко додуматься, чего она хочет. В конце концов, чего жаждет тот, кто заперт во тьме?

— Свободы.

— Вот именно. Во-первых, ты отдал ей свою душу. Во-вторых, воскрес под Древом, что сделало из тебя потенциального смертника. А кто приходит за теми, кто вырвался из мрака?

— Проводница. Получается, она идет за душой, которая итак принадлежит ей, — догадался я. — То есть, по сути, она полностью свободна!

— Именно. И тебе надо с этим разобраться!

— Почему это?

— Ты во всем виноват, — прошипел мне Морис, подаваясь вперед. — Ты все это затеял, ты начало всех бед. Тебе все и расхлебывать. Сдохни уже, наконец, как человек, а не живи как пес.

Я всплеснул руками.

— Нет уж, дорогуша, иди-ка ты лесом. Я жив, ода свободна. Пока она свободна, я жив. Логическая цепочка предельно ясна, так ведь? И я рад, и Проводница, вроде, тоже. Все в шоколаде!

В порыве гнева он схватил меня за руку и дернул на себя.

— Ты никогда не отличался совестью, Рейнгольц, на сейчас в твоих руках судьба всего мира, идиот! Сделай, что должен! В конце концов, она и до тебя доберется.

— Ага. Лет через десять, когда наиграется с остальными. А к тому времени я рассчитываю уже скопытится из ненадобности жить дальше. Прощевай, Морис, мне больше от тебя ничего не надо.

— Тогда прикончи! Чего ты ждешь? Я не собираюсь смотреть, как по вине какого-то ублюдка погибает весь мир!

— О, — я оскалился, — я ждал, когда ты этого скажешь…

Я медленно поднялся на ноги, смахивая с запястья его руку, и вложил в духовую трубку один единственный дротик, к которому наспех прицепил красное оперение.

— Видишь ли, Морис, за всю мою жизнь ты, пожалуй, достал меня больше всех. И ты рассчитываешь, что я так просто тебя убью? Нет, свои руки твоей кровью я марать не стану.

Щелкнул механизм.

Морис резко выдохнул, когда игла глубоко засела в его шее. Он пошатнулся. Вытянул дротик из кожи и удивленно к нему пригляделся, а затем перевел взгляд на меня.

— Это еще… что?

Я видел, как на его лице медленно начинают проявляться первые признаки.

— Яд, — спокойно ответил я. — Смерть от него обеспечена в течение часа. Страшная смерть, полная боли и страданий. Сначала с тебя слезет кожа. Потом, когда каждое движение будет причинять невыносимую боль, тебя охватит паралич, но ты все будешь чувствовать. Шока не будет. Смерь не наступит, пока ты не пройдешь все стадии, а их много, поверь мне на слово. Кровь будет кипеть, мозги сварятся в собственном соку и полезут из ушей и ноздрей, и глаза полопаются один за другим. И только через час ты сдохнешь, — я усмехнулся. — Ах да, забыл упомянуть, что станешь ты, я предполагаю, вурдалаком.

— Такого яда не существует…

— Кто знает, кто знает… Навряд ли твои знания когда-нибудь добирались до подвалов Северной Голиции, ведь, как ты знаешь, чума появилась не сама по себе.

Его взгляд пал на пистолет.

— Противоядия нет, даже не надейся, — улыбнувшись, я ногой подтолкнул оружие к нему ближе. — Единственный выход — это смерть. Конечно, можешь убить меня, но тогда сам умрешь в мучениях.

— Ты все равно отсюда не выберешься.

— Это уже не твоя забота. Ну же, решай, — я прищурился, внимательно наблюдая за каждой его дрожащей мышцей на лице. — Давай, Морис, я же знаю, что больше судьбы мира тебя заботишь лишь ты сам!