Александр Хомяков - Весенние заморозки (СИ)

Вот таким был этот старый летописец. Такими были все ардены, что попадались мне до сих пор. Все еще не веря в то, что весь народ мог быть настолько безумным, я уже привык видеть их такими. Фанатики? Возможно. Ардены не колебались, когда шли на смерть. Они знали, за что умирают.

Нерберийцы, штурмовавшие замок Риммор, тоже знали. У каждого из противников на том поле боя была своя правда. Чья правда вернее?

Да и можно ли так ставить вопрос? Правда у каждого - своя. Просто чья-то правда человеку ближе, а чья-то - нет. Нерберийскую правду я уже видел, и она мне не понравилась. А арденскую... не понимал я арденов, до сих пор не понимал. Но они мне были симпатичны и в чем-то близки, в своей отчаянной, безнадежной борьбе против всего мира.

Огромный древний старик полулежал под старой ивой, чьи бурые ветви уже покрылись легким зеленым налетом распускающихся почек. Глаза арденского посла были закрыты, с большим трудом можно было различить в глубоких морщинах на его лице гримасу боли. Я стоял рядом; мне не хотелось ни сесть, ни уйти. Я достаточно насмотрелся на смерть, чтобы начать воспринимать ее, как нечто неизбежное. Быть к ней готовым. Провожать тех, кто дрался в одном с тобой строю, спокойно, и так же спокойно провожать взглядом челн с телом, которое еще недавно было живым человеком.

Ветер шумел в деревьях, ветер нес запах близкого моря. Почему-то этот запах, привычный мне с детства, именно сейчас меня раздражал. Но я терпел. Мне не хотелось уходить отсюда.

Я не ждал от ЭахДарига каких-то слов, откровений, ценных сведений. Он успел рассказать мне все по дороге, пока наша карета неслась по кочкам и ухабам, уходя от преследователей. Я уже знал, что произошло у стен замка Риммор на самом деле. Уже понял, кто был целью арденов. Первоначальные мои предположения оказались неверными.

В той схватке, где вессейцы схлестнулись с арденами, пал Аинви, молодой и глупый лейтенант герцога Эретви. Его сын и наследник.

Как случилось, что я сам его привел под эти стены? ЭахДариг не стал объяснять, для него происшедшее было понятным и логичным. 'Судьба' - и этим все сказано. Это слово в устах арденов оправдывало все, что происходит в мире, в куда большей степени, чем любая логика.

Та же судьба направила мою руку, нанесшую удар в спину стратега Стикра.

А вот самого герцога ардены не тронули намеренно. Равно как и баарисского генерала, который после удара ЭахДарига остался жив, хоть и без сознания. И теперь все нерберийцы готовы были мстить арденам, мстить вопреки здравому смыслу. И при этом по-прежнему не верили друг другу.

Стикрейская конница и эсталийцы признали главенство герцога Эретви. Баарис отказался встать под его знамена, не доверяя амбициям герцога. Но и уйти не мог, после того, как ардены нанесли свой коварный удар. Угасший было фанатизм проснулся в нерберийцах с новой силой, со дня на день они должны были выступить на Скейр. Двумя армиями, не желающими иметь между собой ничего общего.

И никто из них ни разу не посмотрел в сторону моря. Никто не отправил дозорных на мыс Аори, откуда только слепой не увидел бы армаду регадских кораблей. Нет, нерберийцы прибывали в полной уверенности, что они здесь, в Сиккарте, единственные завоеватели.

Две смерти. Небольшая битва, без особых потерь для нерберийского войска. Даже штурм замка Риммор обошелся им куда дороже. Они по-прежнему здесь, никуда не делись, и даже более склонны наступать на Скейр, чем раньше. Что же изменилось? Чего достигли ардены этим намеренным жертвоприношением? Чего добивался этот грузный посол, умирающий здесь, у моих ног, с таким выражением на лице, словно вся долгая жизнь его прошла лишь ради этой битвы и этих двух убийств?

Еще он, ввязавшись в схватку с нерберийскими полковдцами, спас мою жизнь. Случайно ли?

Мне еще предстоит понять происшедшее. Я еще встречусь с нерберийцами, гарнизон замка Риммор снова выйдет на поле боя, снова примет на свои щиты удары нерберийских секир. Большая часть моих людей уже ушла по берегу на восток - рискованным, но самым быстрым путем к Скейру. Оставшиеся готовили в путь корабль, сносили припасы и прилаживали на яхте на скорую руку сработанные весла. Нам предстояло идти вверх по течению, а ширина реки вряд ли позволит яхте маневрировать по ветру. Бросать же кораблик я не хотел, да и пеший путь для таких подранков, как я, мог оказаться слишком тяжелым.

Чуть в стороне, среди россыпи камней, что ближе к морю часто встречались на берегу Арриса, уже лежали вязанки дров и валежника. Марген ЭахДариг отказался от погребального обряда нерберийцев, предпочтя традиционный для арденов костер.

Он так и не открыл глаза. Через некоторое время я понял, что массивное тело, привалившееся к такому же массивному стволу старой ивы, уже не дышит. Вот так - взял да умер. Почти незнакомый мне человек, пришедший под белым знаменем посла и совершивший чудовищное, возможно, предательство. Хотя... кто мог ожидать от одного человека столь разрушительных действий? Его оружием было слово. Слово - против слова. Элбис тоже говорил, и не более. Бог своим словом сдвинул целый народ и отправил его воевать. Арден тоже сражался словом, но никому и в голову прийти не могло, что его оружие будет не менее смертоносным.

Двое миакрингов-пиратов, ожидавшие в сторонке, по моему знаку приблизились. Я указал им на тело ардена, кивнул в ответ на вопросительный взгляд. Потом отвернулся и осторожно пошел по камням к кораблю. Сегодня ноги, несмотря на вчерашние испытания, слушались меня немного лучше, но ходил я по-прежнему с большим трудом.

Через некоторое время пираты догнали меня. К кораблю мы пришли вместе, они сопровождали меня, иногда поддерживая, чтобы я не упал. Я поднялся на борт, еще раз обернулся. Над деревьями поднимался легкий дымок. Ветер подхватывал его и уносил куда-то на север, в сторону равнины и замка Риммор.

Три дня прошли в ожидании, в предчувствии, предугадывании. Давно забытое ощущение, последний раз испытанное мной в пути из Эсталы в Сиккарту. Тогда я тоже не знал, куда, в какое будущее несет меня тяжелый торговый когг скейрского купца. Даже и догадываться не мог, что со мной случится. В самую последнюю очередь мне бы тогда пришло в голову предполагать, что я стану комендантом осажденной крепости, буду сражаться со своими сородичами, отступать, бежать, замерзать в плену у столба, сидеть в засаде, бить мечом в спину того, кто никогда не был моим врагом, предавать... Ну да, сейчас и ожидание было для меня другим. Я устал, сильно устал от всего, что случилось, устал от плена, устал от интриг и смертей, от ответственности за своих людей, что приросла ко мне крепче, чем собственная кожа. Там, под стенами Скейра, решения будет принимать кто-то другой. Я на это надеялся. С моей-то удачей, с моей проигранной осадой только войска водить.