Александр Хомяков - Весенние заморозки (СИ)

И я чуть было не совершил последнюю в своей жизни глупость. Тот, кто не любил рукопашной схватки и следил за битвами с гор (чем выше гора, тем лучше), полез драться.

То есть, глупость я все-таки совершил. Но остался жив, поэтому последней оную глупость признавать не стал. Пока жив человек, глупостям в его поступках нет предела. Особенно если этот человек привык в критических ситуациях полагаться на удачу - самое ненадежное из всех мыслимых упований.

На какое-то время мы отогнали нерберийцев обратно к пролому.

Я хорошо помню, как это было. Я вовсю орудовал своей секирой в самой гуще сражения, и тут кто-то толкнул меня в плечо. Я чуть было не махнул секирой в ту сторону, откуда последовал толчок, но вовремя понял, что это был арден. Они расступались, отходили назад. Между нами и противником ненадолго образовалось небольшое свободное пространство - десяток шагов скользких от крови камней мощеного двора. Затем из-за наших спин туда вступили другие ардены - строй с длинными копьями и каплевидными щитами. Такие щиты я до этого видел только однажды - в узоре каминной решетки в обжитой мной комнате на верхнем этаже донжона. Ардены выстроились в двойную линию и двинулись на секироносцев Баариса.

-Это называется 'фаланга'! - раздался справа от меня восхищенный голос Тирвали. Как парнишка оказался рядом со мной, я не ведал. - Ардены раньше таким строем дрались. Правый прикрывает левого, и пока строй держится - они непобедимы.

-Брысь отсюда! - шугнул я его. - В донжон, и чтобы до конца этой заварухи я тебя не видел.

Я правым плечом чуял, что Тирвали обиделся. Однако он и на шаг не отступил в сторону. Мне следовало все же настоять, но в следующий же миг первая линия щитоносцев-арденов столкнулась с пехотой Баариса, и мне стало не до племянника.

Я не очень хорошо видел, что произошло. Вторая линия 'фаланги' заслонила от меня сшибшихся в схватке воинов, шум со стен, где нерберийские наемники отбивали жесточайший штурм, мешал слышать. Но только ардены двинулись вперед. Остальные, увлекая меня и Тирвали, последовали за ними, шаг за шагом приближаясь к пролому. Нерберийцы упирались, но уползали, утекали обратно в брешь в стене, и так бы и утекли совсем, как вода из дырявого корыта, когда вдруг закончились воины фаланги. Все. Полегли один за одним, да ведь немного их было, щитоносцев.

-Убийцы наших предков! - завопил кто-то из пролома, с эсталийским выговором. - Смерть вам! Гнев Элбиса на вас! Смерть!

Истошный вопль отзвенел в ушах, но не стих в моей голове. Сказанное от души в душе отклик находит. Разный отклик. Лично я, не смутившись смыслом услышанного, почувствовал своего рода жалость к вопившему. Зато у своих эсталиец нашел полное сочувствие: подхватив крик на разные лады, они ринулись назад, в замок. Нас опять теснили.

Не мое дело - сеча. Нутром чую. Когда надо, я дерусь. Но я всегда мыслил больше над схваткой, чем внутри нее. И теперь я начал отступать быстрее прочих, пока не покинул ряды арденов. Огляделся.

Бой уже подходил к внутренним воротам. С тех пор, как я покинул донжон, их успели закрыть.

-Открывай! - заорал я, колотя секирой в бронзу массивной створки.

Ответа не было. Этого я и боялся. Лизоблюд герцога Илдинга закрылся во внутреннем замке и бросил нас на произвол судьбы.

Я растерянно посмотрел по сторонам. Нас теснили, постепенно загоняя в угол. Нас убивали одного за одним. И я до сих пор не знаю, что бы сталось со мной и с остальным гарнизоном замка Риммор, не узри я в тот же миг почтенного летописца Валедира ЭахАлмери, которого сегодня так долго искал.

Наши взгляды встретились. Я одиноко стоял возле ворот, с опущенной секирой и в полной растерянности, он раздавал приказы арденам и замер, увидев меня. Каждый из нас взглянул в глаза другого и увидел что-то, чего ни один из нас не мог увидеть и понять сам.

-На стену! - единым выкриком завопили Мальтори и Вальд. - Отходим на стену!

Внешняя стена. Островок среди моря врагов, не приспособленный для обороны с внутренней стороны, где устроены каменные лестницы. Мы вряд ли смогли бы долго удерживать ее. Но нам не надо было 'долго'. Надо было 'сейчас' и 'срочно, пока нас всех не перебили'.

Уйти так просто нам не дали. С боем, шаг за шагом, ардены отступали по лестницам наверх, теряя одного за другим, отступали, чтобы уже на стене тут же вступить в другой бой. Нерберийские наемники с трудом сдерживали напор с внешней стороны, и помощь оказалась очень кстати. Сзади, изнутри замка, на пятки наступали секироносцы, и на всех лестницах сразу завязались жестокие схватки. Осаждающие были упрямы в своем фанатизме, но и нас присутствие духа пока еще окончательно не покинуло.

'Фанатизм'. Это слово я слышал когда-то на западных границах Нерберии, когда гостил в тех местах у одного знакомого помещика. Он часто сталкивался на поле боя с различными степными племенами смешанного западного и южного происхождения, дикими и свирепыми. Эти варвары еще сохраняли, как и регадцы, некую 'религию' - поклонение богам. Религией на заре Времени людей грешили даже Старшие. От дикарей степи религия требовала беспощадности и жестокости в войне, иррационального безумия во имя своих выдумок и мнимой благосклонности богов - именно это мой знакомый и называл словом 'фанатизм'. Само слово он подцепил в Стикре от какого-то философа.

Они сражались так, как не смог бы никто из нас в другое время и в другом месте. В жалкой горсточке защитников замка, во всех сразу и в каждом лично, в зрелом опытном воине и безусом юнце, умном и дураке, добром и злом, в ардене и нерберийце, миакринге и регадце, в таких же людях, как они сами - видели нечто, что видеть хотели только мертвым. Я много насмотрелся в своих скитаниях по северу и западу, но такое предстало моим глазам впервые. Война, конечно, не место для рассуждений, врага лучше считать в первую очередь врагом, а не человеком. Но всему должна быть мера. Есть какой-то порог, за которым ты уже не солдат и не воин, не просто убийца по профессии. Стоит переступить этот порог, и рано или поздно, если ты не успеешь к этому моменту вырезать весь мир (а такое смертному вряд ли по силам), тебя объявят диким зверем. И вот тогда уже ты, в свою очередь, станешь объектом безжалостной травли. Тебя, именно тебя захотят видеть только мертвым.

Беда наша была в том, что в те смутные дни озверел мало не весь мир. И наш замок с ничтожными остатками сохранивших здравомыслие мог рухнуть под напором этого фанатизма в одночасье, не закричи в нас, ничтожных остатках, куда более древняя и могучая сила, перед которой тает даже невообразимая мощь богов - извечное желание жить. Просто мы все в какой-то момент поняли, что с нами никто уже не пытается воевать. Нас просто хотели уничтожить.