Александр Хомяков - Весенние заморозки (СИ)

Он был старше ее в шесть раз. Но сейчас Эрик чувствовал себя подростком рядом со взрослой женщиной. Провинившимся подростком, без всякой надежды когда-нибудь опять стать в ее глазах взрослым мужчиной; он был сильнее физически, но это было и все его преимущество, да и то - сомнительное. Эрик развернулся и пошел дальше.

В конце концов, это был его путь. И Эрви это признавала безоговорочно, следуя за ним. А раз так - в некотором роде она давала ему возможность что-то ей доказать. Впрочем, рассуждая подобным образом, Эрик понимал, что такого рода выводы в отношении того, что творится в душе женщины, хороши только до тех пор, пока она не выскажет сама все, что наболело. Тогда, наконец, будет время для упреков, для обвинений, и для прощения. Сейчас ему лучше молчать.

И он молчал. Подъем становился все тяжелее, тропинка с каждым футом утрачивала право на свое гордое название. В какой-то момент он понял, что очередной уступ для более низкорослой, чем он, Эрви, просто непреодолим, и достал из мешка веревку. Больше он ее не прятал - склоны горы становились все более отвесными. Эрик даже подозревал, что они где-то сбились с пути, сошли с трудно различимой уже тропы, увлеклись карабканьем наверх и не заметили, что это уже не нужно. Но повернуть обратно он не мог - гордость не позволяла.

Рано или поздно он бы сдался, пощадил бы и себя, и Эрви, отказался от непроходимого пути. Но, пока он вел на этот счет спор с самим собой, подкрались вечерние сумерки.

Они висели над пропастью, в холодной тени гор. Посмотрев на север, он увидел последний луч солнца на снежных шапках хребтов Сейтерга, что блеснул и погас, погружая Эггор в новую ночь. Скоро должно было стать совсем темно, и дальнейший путь будет просто невозможен. Он вцепился в веревку, потянул что есть сил, вытаскивая Эрви. Вытащил. Плоский участок скалы, на котором они оказались, был невелик, однако для ночлега годился. Они даже смогли найти немного топлива для костра, сухой и ломкой от мороза высокогорной травы, неизвестно каким чудом выросшей на такой высоте. Слабый огонек недолго плясал по тонким стеблям, не разгоняя мрака и не согревая, но они почувствовали себя немного уютнее. Холодный ужин был съеден в молчании, но потом, когда они расстелили под нависшим каменным козырьком спальник, Эрви придвинулась к Эрику, обхватила его руками и спрятала лицо у него на груди.

-Спать, - объявила она, и слабое дыханье теплоты в ее голосе заставило Эрика зажмуриться, а потом резко открыть глаза - просто чтобы убедиться, что это был не сон.

-Не ерзай, пожалуйста, - недовольно сказала Эрви. - спи.

Перевал оказался ближе, чем надеялся Эрик. Точнее, это была вершина, неестественно ровная площадка, на которую они взобрались еще ранним утром. Снег, который, по идее, должен был бы сдуваться отсюда ветром, покрывал площадку ровным пушистым слоем, на котором их следы оказались первыми. Снег шапками лежал на камнях, здесь и там торчавших по краю этого места, разных, но своей округлостью выделявшихся на фоне всех тех острых краев, что представали их глазам в горах до сего момента. Однако все это Эрик отметил потом; в первый же момент они не могли смотреть ни на что, кроме обнаруженного в центре площадки фонтана.

Несколько камней как бы вырастали один из другого, ровные и гладкие, как валуны. Между ними струилось ледяное сияние, и вот уже над самыми верхними оно вырывалось наружу, поднималось тремя струями, почти вертикально, на высоту чуть меньше роста Эрика, чтобы там переломиться и опасть вниз, на камни, разбиться и стечь, уйти непонятно куда, просочиться сквозь щели между валунов и исчезнуть, слиться с тем блестящим, что еще поднималось вверх, замкнуться в кольцо... это был лед. Жидкий, застывший в рисунке фонтана и одновременно льющийся лед... возможно, то была игра света на холодных гранях. Эрик и Эрви не знали. Фонтан казался движущимся, но в некоторые моменты становился как вроде застывшим, скованным морозом. Они стояли и смотрели долго, с замершим дыханием. И когда над ними низко-низко проплыла туча, осыпав снегом - таким, который сбивает путников с пути и отрезает дорогу домой, таким, который пережидают в доме или в трактире, забыв обо всех делах снаружи, таким, который так красиво падает за окном, скрыв от глаз почти весь мир, так, что видно только крыльцо, и двор, и еле угадываются ворота, или из последних сил горящий фонарь на углу, и становится легко, тепло и уютно внутри, по эту сторону стекла, - стало очень темно, и фонтан был единственным источником света в наступившей темноте, в кажущихся темно-серыми падающих хлопьях снега, укрывающих площадку пушистым ковром и скрывающим их следы. Фонтан светился изнутри. И глядя на него, не вспомнил Эрик великолепный фонтан в замке Скассл, сотворенный еще эльфами, который тоже светился по ночам, и не всплыли в его памяти неповторимые фонтаны Скейра. Ничего не вспомнил, ибо здесь, на вершине, куда еще ни разу, возможно, не поднимался человек, их глазам предстало самое настоящее чудо, чудо из тех, что не творятся руками ни людей, ни эльфов, и даже боги, возможно, тут были ни при чем. Фонтан был здесь всегда, с дней сотворения этого мира - так казалось Эрику.

А когда посетила его эта мысль, пришла следом и другая: мысль о могуществе здесь живущих, владеющих чудом и имеющих возможность лицезреть его хоть каждый день. Мысль была неуютной.

Он встретился взглядом с Эрви, и понял, что она чувствует то же самое.

-Уйдем отсюда, - тихо прозвучал ее голос в безмолвии падающего снега. - я боюсь.

Он кивнул и пошел вперед, переступил через край площадки и начал уверенно спускаться вниз по куда более пологому южному склону горы.

Эрик не сразу понял, что его ноги ступают по мощеной дороге. Довольно долго они с Эрви шли вниз по чему-то вроде спуска, ровного участка склона, местами напоминавшего серпантин. Снег падал вокруг них; свет фонтана быстро остался позади, стало темно. Потом они увидели фонарь.

Чугунный фонарь, стеклянные окошки, горящий ровным светом фитиль. Он казался уместным здесь, этот столб с огоньком наверху, уместным и правильным. Проходя мимо него, Эрик прислушался и понял, что вокруг очень тихо, как в городе в снегопад после полуночи. И фонарь, одинокий фонарь у дороги... нет, не одинокий. Чуть дальше стоял следующий, с другой стороны. И еще один слева, а потом дальше справа - путь вниз был намечен очень недвусмысленно. Хотя, возможно, это был путь наверх? С другой-то стороны горы дороги не было.

Фонари долго были для них единственным источником света в пелене снега, где не видно было ни неба, ни вообще чего-нибудь вокруг. Они давно уже шли рядом, и Эрви в определенный момент спокойно позволила Эрику взять ее за руку. Может, ей и в самом деле было страшно - он не знал наверняка, еще не научился чувствовать ее настолько хорошо - слишком мало они пробыли вместе с того дня, как впервые встретились. Никакая любовь, никакая ненависть не способны дать этого чувства другого человека. Только времени дана столь сильная власть.