С. Моргенштерн - Принцесса-невеста

– Конечно, мы можем столкнуться с проблемами, – перебил его Иниго. – Как мы остановим свадьбу? Когда мы сделаем это, как я найду графа? Когда я найду его, где мы встретимся с вами снова? Когда мы снова будем вместе, как мы сбежим? Когда мы сбежим…

– Не докучай ему столькими вопросами, – сказал Феззик. – Полегче; он был мёртв.

– Да-да, прости, – сказал Иниго.

Человек в чёрном оооооооочень медленно двигался по вершине стены. Феззик и Иниго, не дожидаясь приказа, последовали за ним в темноте в направлении тележки. Невозможно было отрицать того, что в воздухе витало определённое возбуждение.

Лютик же не чувствовала никакого возбуждения. Более того, она не помнила, чтобы когда-либо раньше чувствовала себя так спокойно. Её Уэстли был на пути к ней; это составляло её мир. Всё время с тех пор, как принц протащил её до её покоев, она провела, придумывая способы сделать Уэстли счастливым. Но не мог не остановить её свадьбу. Это была единственная мысль, что могла существовать в её сознании.

Поэтому, услышав, что свадьба переносится на полчаса, она даже не расстроилась. Уэстли всего был готов к непредвиденным обстоятельствам, и, если он мог спасти её в шесть, он мог с таким же успехом спасти её и полшестого.

Вообще-то, принцу Хампердинку удалось сделать всё даже быстрее, чем он рассчитывал. В 5:23 он вместе с невестой стоял на коленях колени перед архидиаконом Флорина. В 5:24 архидиакон начал говорить.

В 5:25 у главных ворот послышались крики.

Лютик слегка улыбнулась. Вот и мой Уэстли, подумала она.

Вообще-то, смятение у ворот было вызвано не Уэстли. Уэстли лишь прикладывал все усилия, чтобы просто идти без посторонней помощи прямо по склону к главным воротам. Перед ним Иниго толкал тяжёлую тележку. Причина её необычного веса была в том, что в ней стоял Феззик, раскинув руки, сверкая глазами, бешено рыча: «Я УЖАСНЫЙ ПИРАТ РОБЕРТС И НИКТО НЕ ОСТАНЕТСЯ В ЖИВЫХ». Он снова и снова повторял эти слова, его голос отдавался эхом и отражался от стен по мере того, как его ярость возрастала. Стоя там, скользя в темноте, он выглядел невероятно впечатляюще, казалось, что он почти десяти футов в высоту, и его голос подходил к его фигуре. Но даже не это было причиной криков.

Йеллин, находившийся на своей позиции у ворот, был порядком обеспокоен тем, что в темноте к ним скользил кричащий гигант. Не то чтобы он сомневался в том, что его сотня солдат сможет одолеть гиганта; его беспокоило то, что, несомненно, гигант тоже об этом знал, и логично было предположить, что где-то во мраке за ним притаилось ещё неопределённое число гигантской подмоги. Других пиратов, кого угодно. Кто знает? Тем не менее, его люди держались замечательно твёрдо.

И только преодолев половину склона, гигант внезапно и радостно вспыхнул и продолжил двигаться вперёд со словами: «НИКТО НЕ ОСТАНЕТСЯ В ЖИВЫХ, НИКТО НЕ ОСТАНЕТСЯ В ЖИВЫХ!» – и в таком виде его заявление выглядело смертельно убедительным.

Именно вид того, как он, радостно охваченный пламенем, скользил к воротам, заставил отряд грубой силы закричать. А закричав, они запаниковали и пустились бежать…

Когда паника разрослась, Йеллин осознал, что вернуть контроль над ситуацией он был не в состоянии. Кроме того, гигант уже был ужасно близко, и рёв: «НИКТО НЕ ОСТАНЕТСЯ В ЖИВЫХ» – чрезвычайно затруднял трезвое мышление, но, к счастью, ему хватило смекалки на то, чтобы схватить единственный ключ к замку и спрятать его на себе.

Опять же к счастью, Уэстли хватило смекалки на то, чтобы ожидать от него подобного поведения.

– Отдай мне ключ, – сказал Уэстли Йеллину после того, как Иниго плотно прижал свою шпагу к кадыку Йеллина.

– У меня нет ключа, – ответил Йеллин. – Я клянусь могилой своих родителей; и пусть душа моей матери будет вечно гореть в муках, если я лгу.

– Оторви ему руки, – сказал Иниго Феззику, который сам уже начал слегка подгорать, потому что сжигающий плащ можно было носить без вреда для себя лишь в течение определённого времени, и он хотел бы слегка прираздеться, но прежде чем сделать это, он потянулся к рукам Йеллина.

– Ах, вы об этом ключе? – сказал Йеллин и бросил его, и после того, как Иниго убрал свою шпагу, они позволили ему сбежать.

– Открой ворота, – сказал Уэстли Феззику.

– Мне так жарко, – сказал Феззик, – могу я сначала снять это? – и после кивка Уэстли он снял с себя пылающий плащ и оставил его на земле, а затем открыл замок на воротах и приоткрыл дверь настолько, чтобы они смогли проскользнуть внутрь.

– Запри их и оставь ключ у себя, Феззик, – сказал Уэстли. – Должно быть, уже 5:30; у нас осталось полчаса, чтобы остановить свадьбу.

– Что мы будем делать, когда победим? – спросил Феззик, возясь с ключом, заставляя огромный замок закрыться. – Где мы встретимся? Я из тех, кому нужны инструкции.

Прежде чем Уэстли успел ответить, Иниго с криком обнажил свою шпагу. Граф Руген и четыре человека дворцовой стражи показались из-за угла и побежали к ним. На часах было 5:34.

Свадебная церемония закончилась только в 5:31, и, чтобы это произошло, Хампердинку пришлось использовать весь свой дар убеждения. Когда крики у ворот совершенно вышли за рамки пристойности, принц мягко прервал архидиакона и сказал:

– Святейшество, моя любовь берёт верх над моей способностью ждать – прошу, перейдите сразу к концу службы.

На часах было 5:27.

– Хампердинк и Лютик, – проговорил архидиакон, – я очень стар, и мои мысли по поводу брака незначительны, но я верю, что должен сообщить их вам в этот счастливейший из дней. (Архидиакон совершенно ничего не слышал с тех пор, как ему исполнилось восемьдесят пять или около того. В последние годы с ним произошло лишь одно изменение – по какой-то причине его речь стала хуже. «Блак», – сказал он. «Ошшень стал». Приходилось постоянно напоминать себе о его сане и былых достижениях, иначе было очень сложно принимать его всерьёз.)

– Блак, – начал архидиакон.

– Святейшество, я вынужден вновь прервать вас во имя любви. Прошу, как можно быстрее перейдите к концу.

– Блак – это мещщта ф мещщте.

Лютик почти не обращала внимания на происходящее. Уэстли, должно быть, уже бежал к ней по коридорам. Он всегда так красиво бегал. Даже на ферме, ещё до того, как она поняла, что любит его, ей было приятно смотреть на то, как он бегает.

Граф Руген был единственным человеком в комнате кроме них, и суета у ворот взвинтила его. За дверью ожидали четыре его лучших мечника, поэтому никто не мог войти в маленькую часовню, но, тем не менее, оттуда, где должен был находиться отряд грубой силы, слышались крики множества людей. Четыре охранника были единственными, кто остался в замке, ведь принцу не нужны были лишние свидетели того, что должно было произойти. Только бы только этот тупой церковник поторопился. Уже было 5:29.