Роберт Сальваторе - Компаньоны

— Но он же еще совсем мальчишка.

— Он будет тренироваться со взрослыми, — жестко бросил король. — Ведите его к новым вершинам мастерства. — Он помолчал и взглянул Бакенбардам Котлетой в глаза. — И приструни его хорошенько. Клянусь тремя богами, я не желаю больше слышать, как сын Реджинальда Круглого Щита оскорбляет Морадина.

— Да, мой король. — Бакенбарды Котлетой низко поклонился.

Так начался новый этап в жизни Бренора, следующие три года ему предстоит провести на тренировочных площадках вместе с лучшими воинами твердыни Фелбарр, где, по правде говоря, и пройдет бо´льшая часть его самых ожесточенных поединков.

Но свирепого юного дворфа этот этап не усмирил.

Лишь распалил еще больше.

***

Год Решающего Сопротивления

(1475 по летоисчислению Долин)

Твердыня Фелбарр

Юный дворф Реджинальд Круглый Щит сделался заметной фигурой в твердыне Фелбарр. Во всех городских кланах судачили о «крутом сынке Арр Арра», не называя его больше «Малыш Арр Арр». Ибо, хотя он не бывал еще в деле за пределами тренировочных площадок городской стражи, его сила и мастерство в бою не переставали изумлять, учитывая его нежный возраст и еще детское, неразвитое тело.

Что до самого Реджинальда Круглого Щита, именовавшегося в прошлой жизни Бренором Боевым Топором, шепот, сопровождавший его ежедневно ранним утром по пути на тренировочную площадку и поздним вечером при возвращении домой, никоим образом не льстил его самолюбию, а лишь напоминал о нелепости всего происходящего.

День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, а теперь год за годом он участвовал в пьесе, исполняя свою роль: вундеркинд, так его называли.

— Достойная награда для Арр Арра, — шептались вокруг во время его одиноких прогулок.

И даже:

— Возродившийся Клангеддин!

Довольно долго вся эта болтовня докучала Бренору, особенно самая возмутительная, словно боги дворфов были каким-то образом причастны к абсурду, отправившему его обратно на Фаэрун, вместо того чтобы даровать право сидеть рядом с ними на вполне заслуженном им почетном месте. Теперь, однако, он даже не слышал ни шепота, ни похвал, а если слышал, не позволял словам проникать сколько-нибудь глубоко в свое сознание. Он шел на тренировочные площадки и сражался — зло, без устали и страха, — и возвращался каждый день домой измученный, избитый и в синяках.

Да, прежде всего измученный, потому что изнеможение служило ему защитой от тревожного забытья, в которое он проваливался слишком часто. Даже сны его были отрывочными и нелепыми, и события из прошлой жизни смешивались в них с его теперешним существованием. И, что было хуже всего, в этих снах, как и в его мыслях, слишком часто являлся ему сердитый лик Морадина.

Однажды ночью он сидел у себя в спальне, перебинтовывая свежие раны на предплечье и удивляясь, как это он не сумел поставить такую простую защиту.

— Нет, я сумел, — упрямо сказал он себе, потому что блок был хорош, но его все-таки еще недоразвитым мускулам не хватило силы правильно отбить удар воинаветерана подальше от уязвимой руки, державшей щит. Но он действительно совершил ошибку, не сумев предвидеть это, напомнил он себе. В тренировочном бою он решил обернуть ситуацию в свою пользу, испробовав сложную защиту с помощью деревянного топора вместо более безопасной, со щитом. Будь он старше и сильнее, он должным образом отбил бы этот деревянный меч достаточно далеко, а сам сохранил бы равновесие, дабы влепить дурню «убийственный» удар слева.

Но он не был ни старше, ни сильнее и проиграл бой.

— Не забывай об этом, — посоветовал сам себе Бренор. Пусть и мало что интересовало его в те мрачные дни этой второй юности, больше всего на свете ему хотелось победить их всех, уложить на землю городских стражников одного за другим и встать на вершине этой окровавленной груды.

Зачем?

Во время размышлений он часто упирался в этот вопрос, ярость гнала его мысли все дальше и дальше, пока они не доходили до этой фантазии: полная и решительная победа, кажущаяся бессмысленной.

Что он от этого выиграет?

— О, вид у тебя прескверный, — заметила Увин, его мать, входя в комнату. — Я слышала, однако, что ты хорошо сражался с Приамом Тикбелтом, а он отличный боец, я-то знаю. Сама с ним дралась...

Увин замолчала, и Бренор знал: это потому, что он не удостоил ее даже взгляда из вежливости, когда она болтала. Поняв это, он поморщился, ведь Увин не заслужила такой грубости.

Но все-таки и его матерью она тоже не была. Так он считал теперь и не мог позволить ей продолжать нести подобный бред. Это воспринималось им как настоящее оскорбление и напоминало о том, насколько беспомощным он стал после своего ошибочного выбора в Ируладуне.

Сильная рука схватила его за ухо и рывком повернула голову, так что он оказался лицом к лицу с рассерженной Увин Круглый Щит.

— Смотри на меня, когда я с тобой... — Тут ее голос прервался, перейдя в невнятный возглас изумления и боли, поскольку Бренор, действуя исключительно рефлекторно, как Бренор Боевой Топор, а не Реджинальд Круглый Щит, ударил ее по руке и, схватив за запястье, заставил разжать пальцы, потом дернул за руку вниз и начал ее выкручивать, вынуждая женщину согнуться.

— О! — вскрикнула она, отдышавшись, когда Бренор отпустил ее.

Он отвернулся, смущенный, но все еще злой, и не слишком удивился, когда Увин дала ему подзатыльник.

— Не смей грубить матери! — выговорила она и снова отвесила ему затрещину. — И смотри на меня!

С застывшим от злости лицом он повиновался.

— Я пришла похвалить тебя, а ты пренебрегаешь мною? — недоверчиво спросила Увин.

— Я не хочу от тебя похвал — ничего вообще!

— Клянусь богами!.. — воскликнула выведенная из себя женщина.

— Плевать мне на богов! — взорвался Бренор. Не успев даже понять, что делает, он уже был на ногах, замахиваясь деревянным стулом. Зарычав, он запустил им в противоположную стену. Стул разлетелся в щепки.

— Одумайся, мальчишка! — рассвирепела Увин. — Не смей проклинать Морадина в моем доме!

— Это же все просто дурацкая шутка, ты что, не видишь?

— Что — все?

— Да все! — стоял на своем Бренор. — Вся эта чертова игра им на потеху. Все жалкие попытки достичь жалких успехов, про которые никто не вспомнит и которые никого не интересуют. «Кости и камни» — так обычно говорил один мой друг. Кости и камни, и ничего более. И все наши победные вопли, и все восхваления ушедших сородичей... ну чем не игра? — Он пнул обломок дерева, отлетевший ему под ноги, а промахнувшись, схватил деревяшку с пола и сломал надвое, затем швырнул обломки через всю комнату.

— Прекрати! — потребовала Увин.