Робин Хобб - Странствия Шута

— Они смотрятся, как сморщенный шов в плохо пошитом платье, — согласился Эш. — Идемте, садитесь здесь, рядом с огнем, тут светлее.

Мы разговаривали, пока Эш работал — он коротко предупреждал, что будет вытаскивать нити, или просил вытереть кровь, появлявшуюся на месте стежков. Мы оба притворились, что не слышим, как Шут мягко опустил ворону на стол и тихо дошел до кровати. К тому времени, как Эш закончил со мной возиться, Шут либо действительно спал, либо хорошо изображал это.

Дни медленно ползли мимо. Когда я замечал, что выхожу из себя, я отправлялся на тренировочную площадку. Однажды я столкнулся с внуком Блейда, и он не скрывал свое удовольствие от моего поражения. Второй раз я согласился сразиться с ним на копьях, и он почти одолел меня. После этого Фоксглов отвела меня в сторону и иронично поинтересовалась, наслаждаюсь ли я полученными побоями. Я ответил ей, что, конечно, нет, и что просто стараюсь вернуть свои старые навыки. Но когда я хромал прочь, уже знал, что солгал ей. Мое чувство вины требовало боли, и боль могла изгнать из моей головы мысли о Пчелке. Да, это было вредная склонность, но я прощал ее себе, оправдываясь тем, что, когда у меня будет шанс использовать меч против похитителей, некоторые мои навыки восстановятся.

Так получилось, что я был на тренировочном дворе, когда поднялся крик о возвращении роустеров. Я коснулся земли кончиком деревянного меча, показывая своему партнеру, что капитулирую, и пошел навстречу. Они ехали рваным строем, как толпа потерпевших поражение разгневанных мужчин. Лошади товарищей были с ними, но они не несли ничьих тел. Скорее всего, тела сожгли там, где они пали. Я задумался о том, что бы они сделали, найдя легкораненого человека с перерезанным горлом. Возможно, среди всех этих убийств они не удивились бы такой ране.

Они проигнорировали меня, отводя лошадей в конюшню. Фитц Виджилант уже спешился и стоял, держа поводья в ожидании конюха. Олух, оставшийся сидеть на коне, выглядел старым, уставшим и замерзшим. Я подошел к его стремени.

— Спускайся, старый друг. Обопрись на мое плечо.

Он поднял голову, рассматривая меня. Давно он не казался столь несчастным.

— Они подлые. Они высмеивали меня всю дорогу домой, толкнули меня сзади, когда я пил чай, и я пролил его на себя. А в гостинице они послали двух девушек, чтобы дразнить меня. Они трогали свою грудь, а потом ударили меня, когда я тоже так сделал. — Слезы выступили на его маленьких глазках. Он так искренне делился своими бедами, что я поглубже затолкал свой гнев, мягко сказав:

— Ты дома, и теперь тебя никто не обидит. Ты вернулся к своим друзьям. Спускайся.

— Я, как мог, старался защитить его, — сказал Лант за моим плечом. — Но у него не получалось оставить в стороне своих мучителей или игнорировать их.

Я знал это достаточно хорошо, потому что не раз ухаживал за Олухом. Маленький человечек, казалось, имел талант попадать в неприятности: несмотря на свои годы, он так и не научился отличать издевательства от добродушных шуток. И, как кошка, он привлекал тех, кто был менее всего терпим к нему. Тех, кому нравилось мучить его.

Но раньше он был в состоянии уклониться от физического вреда.

Я мягко проговорил:

— Ты не мог использовать на них Скилл? Вы не видите меня, не видите меня ?

Он нахмурился:

— Они обманули меня. Один сказал: ты мне нравишься. Мы станем друзьями. Но это было не так. Они сказали, что те девушки будут рады, если я их потрогаю. Что будет весело. А потом они ударили меня.

Я поморщился при виде боли в его глазах и опущенных уголков рта. Он закашлялся, и кашель был влажным. Это совсем нехорошо.

— Все они заслуживают хорошей взбучки, сир. — Я обернулся, увидев приближавшегося Персиверанса. Он вел трех лошадей: чалую, Присс и пятнистого мерина из моих конюшен по кличке Спекл.

— Что ты здесь делаешь? — потребовал я объяснений у мальчика. Его правый глаз заплыл, а на скулах цвели синяки. Кто-то ударил его по лицу, я хорошо знал такие повреждения. — И что с тобой произошло? — добавил я прежде, чем он успел ответить на первый вопрос.

— Они и Пера били, — объяснил Олух.

Лант выглядел растерянным.

— Он пытался вмешаться той ночью в гостинице. Я говорил, что от этого будет только хуже, но он не послушал.

Я столкнулся с некомпетентностью, неопытностью и глупостью. Посмотрев на горестное лицо Олуха, я мысленно заменил глупость на наивность. Олух никогда не перерастет свою невинность, и я молчал, помогая ему спешиться. Он снова начал кашлять и никак не мог остановиться.

— Лант отведет тебя на кухню и присмотрит, чтобы ты выпил горячий сладкий напиток. Мы с Пером займемся лошадьми. Лант, потом предлагаю тебе отчитаться перед королем Дьютифулом. Олух тоже будет там.

Лант выглядел встревоженным:

— Не перед лордом Чейдом?

— Сейчас он сильно болен, — Олух все еще кашлял, а потом, наконец, успокоился, но дыхание было свистящим. Я немного уступил: — Убедись, что Олух хорошо поел, и отведи его в парные. Потом я услышу твой доклад одновременно с королем.

— Баджерлок, я все же думаю…

— Принц Фитц Чивэл, — поправил я его, оглядев с ног до головы. — И не повторяй эту ошибку вновь.

— Принц Фитц Чивэл, — повторил он, открыл рот и снова закрыл.

Я отвернулся от него, держа поводья его коня и лошади Олуха.

— Это не ошибка, — не оборачиваясь сказал я. — Я хочу, чтобы ты подумал. Но не называй меня снова этим именем. Не здесь. Мы не готовы к тому, чтобы все узнали, что Баджерлок и Фитц Чивэл — одно лицо.

Пер задохнулся. Я не смотрел на него.

— Отведи этих лошадей, Персиверанс. У тебя будет время объяснить мне свое присутствие здесь, пока ты размещаешь их.

Роустеры зашли в новую конюшню, как я до сих пор называл ее. Ту, что была построена после войны Красных Кораблей. Мне не хотелось видеть их сейчас. Надо было успокоиться, прежде чем встречаться с ними. Пер шел за мной, а я вел его за новую конюшню, туда, где располагались конюшни Баррича, в место, где я вырос. Они использовались не так часто, как раньше, но я обрадовался, увидев, что они содержатся в чистоте, и там найдутся пустые стойла для наших лошадей. Мальчишки-конюхи были в восторге оттого, что видят меня, и быстро взялись обихаживать животных, так что Перу почти ничего не пришлось делать. Другие конюхи признали в нем своего и подумали, что синяки на его лице — моих рук дело, и потому были особенно почтительны ко мне.

— Разве это не чалая лорда Деррика? — осмелился спросить один из них.

— Уже нет, — ответил я и получил теплую волну подтверждения от кобылы. Мой всадник.

— Вы ей нравитесь, — сказал Пер из соседнего стойла. Он чистил Присс. Спекла он отдал другим мальчишкам, но о Присс заботился сам. Я не спросил, как он узнал.