Робин Хобб - Странствия Шута

В его голосе звучало отвращение.

Я сказал ему правду:

− Я не уверен, что твое здоровье позволит тебе поехать в Клеррес и совершить месть, которой ты так жаждешь. Ты не готов, Шут.

Я не стал добавлять, что, возможно, он никогда и не будет готов.

− Все равно, с тобой или без тебя, но я должен это сделать. У меня нет выбора. Потому я составлю собственные планы.

− Выбор есть всегда, даже если все варианты кажутся плохими.

− У меня есть только один путь, − настаивал Шут.

Он покачал головой и пригладил облако светлых волос, торчащих вокруг лица. Его голос изменился.

− Фитц, я опять начинаю видеть сны. Как в детстве.

− Мы все видим сны.

− Нет. Такие сны бывают не у всех. Эти сны по сравнению с обычными - все равно что вкус вина в сравнении с его ароматом. Они, без сомнения, имеют значение.

− Может, это из-за драконьей крови? Я помню, как ты говорил мне о своих драконьих снах. Об охоте и полете.

Он отклонил мое предположение взмахом длинных пальцев.

− Нет. Они отличаются. Эти сны... Фитц, я знаю, что нас ждет впереди. В проблесках. Мы должны вступить на наш путь. Мне приснился Волк с Запада.

Он сосредоточенно смотрел в мою сторону, будто пытаясь увидеть. Слова звучали для меня знакомо, но я не мог припомнить, где слышал их раньше. В ответ я покачал головой.

− Я должен ехать, Шут. Есть дела, которые нужно уладить.

Он поджал губы.

− С тобой или без тебя, старый друг. С тобой или без тебя.

Так я и оставил его. В подобном расставании не было ничего хорошего. Я не сказал ни слова, когда мы покинули баккипский замок. Крепкая кобыла, на которой я ехал, не обращала внимания на переметные сумки. Персиверанс держался у моего стремени и тоже молчал. Я подумал, что он скорее страшится, чем радуется мысли о возвращении домой.

Поездка обошлась без приключений. Погода стояла ясная, мои гвардейцы хорошо вели себя в гостинице, и Фоксглов казалась довольной ими. По мере приближения к Ивовому Лесу у меня на сердце становилось все тяжелее, а Персиверанс мрачнел. Когда мы съехали с главной дороги на дорогу к дому, поникшие березы, придавленные снегом, нависли над нами аркой, приглушая дневной свет. В одном месте Персиверанс повернул голову и куда-то уставился. Я понял, что именно здесь он упал, сраженный калсидийской стрелой. Но мы не стали об этом говорить.

Сожженные конюшни мы увидели раньше, чем дом. Я распорядился, чтобы остатки конюшен и кости тех, кто здесь погиб, сожгли на этом месте. Сейчас мусор расчистили, остался только участок черного пепла на утрамбованном снегу вокруг каменного фундамента. Строилось новое здание, одна стена уже была готова. С лаем и рычанием нас встретил бульдог. Выскочившая следом девочка схватила его за ошейник и потащила назад.

− Это хозяин! − раздался крик от конюшни, и я увидел, как кто-то побежал к дому. Слуги забрали мою лошадь и верховую Фоксглов и направили гвардейцев туда, где они могут оставить своих животных. Я отпустил Персиверанса помочь им.

Управляющий Диксон вышел приветствовать нас в плаще, украшенном костяными желтыми и зелеными пуговицами, явно наслаждаясь своим повышением. Я же думал только о том, что это не Ревел.

Диксон сказал, что все рады новостям о спасении леди Шун. Он также выразил надежду, что с ней все хорошо, и она скоро вернется в Ивовый Лес. Я сдержанно ответил, что она обосновалась в Баккипе. Затем управляющий сообщил о пропаже Фитца Виджиланта. И я поставил его в известность, что он тоже остался в замке. После этого Диксон, опустив взгляд, скорбным тоном произнес, что все опечалены вестями о потере леди Пчелки.

− Она была такой крошкой, но все равно милой, хотя и странной. Некоторые считали, что она не предназначена для этого сурового мира.

Я пристально посмотрел на него, и он покраснел. Диксон, резко меняя тему, спросил, не хочу ли я отдохнуть или перекусить, но я попросил показать мне, какая работа была выполнена в мое отсутствие, отметив про себя, что входная дверь хорошо отремонтирована.

Он повел меня мимо заштопанных занавесей, пустых мест, где висели гобелены, которые сняли для починки, укрепленных дверных косяков и стен, на которых больше не было следов от ножей.

Мою спальню привели в порядок. Запертый сундук, в котором я хранил личные вещи, устоял перед налетчиками. Следующей была комната Пчелки. Диксон заговорил тихо, будто в присутствии умирающего:

− Я разрешил ее горничной прибраться здесь, сир, и сделать все так, как было до того, как...

Он не договорил. Открыв дверь, Диксон подождал, пока я войду. Я посмотрел на прибранную постель, маленький плащ на крючке и пару шлепанцев у камина. Все аккуратное и чистое. Все на месте, кроме ребенка.

Мы вышли из комнаты, закрыв за собой дверь.

− Ключ, будь любезен, − произнес я, и он, достав большую связку ключей, показал мне нужный.

Я протянул руку. Помедлив мгновение, Диксон отцепил его от связки. Я запер дверь и положил ключ в карман.

− Дальше, − сказал я, и мы направились в комнату Шун.

Тщательно прибранная, комната никогда не была такой при Шун.

− Упакуй все, − велел я несчастному управляющему. − И отошли ей в Баккип.

− Как пожелаете, сир.

Он вздохнул, зная, что ему предстоит монументальная задача.

Я сказал ему сделать то же самое и с вещами Ланта. Диксон справился, не пришлю ли я нового писца учить детей и помогать вести счета. В своем горе я не подумал об этом. Дети в поместье заслуживали лучшего отношения с моей стороны. И я пообещал, что пришлю.

Я отпустил его у двери моего кабинета. Разбитый замок умело починили. Заглянув внутрь, я увидел резную фигурку Шута, как и прежде стоящую на каминной полке. Стеллажи со свитками отремонтировали, и кто-то попытался навести порядок на моем столе. Сердце у меня не лежало ко всему этому, поэтому я закрыл дверь, запер и ушел прочь.

Диксон распорядился приготовить роскошный обед в нашу честь. Фоксглов похвалила его и кухарок, и он просиял. Я поел и удалился, чтобы провести ночь, глядя в потолок комнаты, которую когда-то делил с Молли. Я никогда не был набожным человеком, а если и был бы, то Эль, бессердечный бог моря, скорее прислушался бы ко мне, чем мягкая Эда, богиня полей. Но кому-то, или чему-то, или, возможно, Молли, этой ночью я изливал мои извинения и глубокое желание каким-то образом искупить свою вину. Я пообещал заплатить сполна: болью за боль, кровью за кровь. Мне казалось, что ничто и никто не слышит меня, но в этот самый темный час ночи я почувствовал прикосновение Неттл к моим мыслям.

Ты в порядке?

Ты знаешь, что нет.

Знаю. Поставь стены, папа. Ты изливаешь свое горе, как Олух мелодию.

Детям в Ивовом Лесу нужен новый учитель. Кто-нибудь очень спокойный и добрый.