Робин Хобб - Странствия Шута

Он нахмурился, испугавшись.

– Ты думаешь, такое возможно? Твоя дочь выглядит, как мальчик?

– Не для меня, – отрезал я. Затем мне пришлось добавить:

– Но она не любит оборки и ленточки. И она не самая женственная из маленьких девочек.

Я подумал о ней, одетой в тунику и гамаши с грязными коленками. И с обрезанными в знак скорби волосами.

– Я возвращаюсь в Баккип, – к своему удивлению, заявил я.

– Зачем? – изумился Чейд.

– Затем, что мне надо поговорить с Шутом. Нужно рассказать ему обо всем, что случилось здесь, описать этих людей – вдруг у него появятся догадки, что хотели налетчики и куда они могли забрать наших дочерей. Сомневаюсь, что ты сможешь вытянуть еще больше информации из моих людей.

Я боялся признаться себе в том, что мне страшно услышать, как будут вспоминать произошедшее остальные слуги с кухни, и в особенности маленькая Элм. Некоторые конюшие начинали бессвязно и пугающе бормотать, когда им дали чай и заставили вспомнить - что они пережили. Целые семьи были вырезаны во время бойни в конюшне. С каждым слугой, вернувшимся к пережитому ужасу, бесконечный шепот " забудь, забудь, забудь" стихал. Даже те, кто еще не пил чай, выглядели встревоженными, а с каждым человеком, входившим в мой кабинет и покидавшем его рыдающим, притихшим или измученным, атмосфера ужаса в поместье росла. Когда я недавно вышел из кабинета и прошел по другим помещениям, то заметил, что слуги смотрят на выломанные двери и изрезанные гобелены так, словно все еще находятся в шоке, пытаясь осознать пережитое и как-то с этим свыкнуться.

Чейд откашлялся, привлекая мое внимание.

– Мы вернемся в Баккип вместе. Предлагаю собрать всех оставшихся слуг после ужина и предложить им чай всем вместе. Можно будет спросить о чем-то более подробном – о внешности захватчиков и участи Шайн и Пчелки. Сомневаюсь, что можно узнать что-то новое, но было бы глупо упустить шанс. Вдруг кто-то из них сможет дать еще один намек на то, с чем мы столкнулись.

Он был прав, и это меня возмущало. Я терзался желанием сделать что-то большее, чем сидеть и слушать, как жестоко обошлись с моими людьми. Не было сил оставаться там, потому я с извинением покинул его чаепития. В любом случае, если он обнаружит что-нибудь очень важное, то позовет меня. Я решил проверить, удобно ли устроили Олуха, и есть ли ему чем заняться, и обнаружил его в компании Фитца Виджиланта. "Нет, Ланта", - напомнил я себе. Он бастард, но никогда не был Виджилантом.

Эти двое были хорошо знакомы с тех времен, когда жили в Баккипе, и мне понравилось, что Олух, кажется, был искренне симпатичен Ланту. Сам Лант, несколько притихший, сидел в кресле, а Олуху дал порисовать на восковых дощечках, которые мы покупали для учеников. Тот был явно очарован этим занятием и с удовольствием наблюдал, как воск на дощечках медленно разглаживается, скрывая написанные слова.

Я оставил их и медленно побрел по Ивовому Лесу. Однако мне негде было спрятаться от той катастрофы, которая обрушилась на поместье. Лица встреченных слуг были бледными и встревоженными, повсюду меня окружали бесцельно сломанные налетчиками вещи, которые были слишком велики для того, чтобы они могли унести их с собой. Ослепленные забывчивостью, мои люди ничего не убрали и не починили. Арка из капель крови на стене говорила о чьей-то смерти, а я даже не знал, чьей...

"Мои люди и мой дом", - сказал бы я раньше. Я был горд тем, как заботился о здешних людях, хорошо им платил и хорошо с ними обращался. А сейчас эта иллюзия была раздавлена как хрупкое яйцо. Мне не удалось их защитить. Красивая радуга комнат, которую мы восстановили для Пчелки и Шайн, казалась теперь бесполезным тщеславием. Сердце моего дома было украдено, и я даже не мог заставить себя прийти на засыпанную снегом могилу Молли. Я с треском провалился и как хозяин, и как отец. Я стал неопрятным и беспечным, распустил охрану до того, что она ничего не защитила. Я не мог отделить стыд от страха, который ворочался и терзал мои внутренности. Была ли Пчелка жива, изнасилована или перепугана до смерти? Или мертва и выброшена в снег на краю какой-нибудь малоезжей дороги? Если эти люди верят, что она действительно Нежданный Сын, и обнаружат, что это девочка, то как отреагируют? Ни один из ответов на эти вопросы мне не нравился. Будут ли они пытать ее перед тем, как убить? Пытают ли они ее сейчас так, как пытали Шута? Я не мог выносить ужаса, наполнявшего меня при мысли об этих вопросах, и не мог позволить себе сконцентрироваться на них.

Кроме того, надо было что-то делать с моими людьми, слонявшимися по поместью. Я посчитал, что работа будет единственным способом занять их и отвлечь от горестных мыслей, и нашел каждому дело. Надо было проверить оставшихся лошадей во временных стойлах, добравшись туда, я обнаружил собравшихся там конюших. Мы поговорили о наших потерях, и я внимательно выслушал все, что они хотели мне поведать. Никто меня не винил, и все же это снова раздуло в пламя угли моего стыда и вины. Я назначил Синча старшим конюшим Ивового Леса. Он был в подчинении у Таллермана, и я оценил скупой кивок Персиверанса относительно моего решения. Я дал ему полномочия послать за плотниками с материалами и приказом очистить сгоревшее здание.

– Мы разожжем костер и дадим догореть развалинам, – сообщил он мне. – Там тела людей вместе с останками животными, за которыми они ухаживали. Дадим им вместе догореть дотла, но в этот раз, пока они горят, мы будем помнить, кем они были.

Я поблагодарил его. Мои волосы все еще были слишком коротки после того, как я обрезал их в знак скорби по Молли; я даже не мог завязать их в воинский хвост. Но я срезал ножом самую длинную прядь, какую смог, и отдал ей Синчу, попросив убедиться, что ее тоже сожгут, когда снова разведут пламя на месте конюшен. Он торжественно принял мой символ скорби и пообещал, что сожжет ее вместе со своей прядью.

Я спросил о смотрителе почтовых птиц, им оказалась девушка лет четырнадцати, она сказала, что этим занимались ее родители, и теперь это будет ее обязанностью. Робкий юноша из конюшен добавил, что обязательно поможет ей прибраться в голубятне, и девушка с благодарностью приняла его предложение.

Так все и пошло. Диксон все еще был блаженно забывчив, но большинство слуг стали возвращаться к своей работе. К тому времени, как я вернулся в поместье, несколько испорченных гобеленов уже убрали, а двери парадного входа временно починили, чтобы их можно было полностью закрыть.

Ужин был мрачным. Капитан роустеров присоединился к нам за столом со своим лейтенантом. Капитан Стаут был мне ровесником и с запозданием понял, что Том Баджерлок и Фитц Чивэл Видящий – это одно и то же лицо. Он удивил меня, вспомнив мои заслуги в сражениях с перекованными во время войны Красных Кораблей.