Робин Хобб - Странствия Шута

"Как испуганный до смерти ребенок", - подумал я.

Он сказал, что должен идти с тобой, что ты не должен был его бросать. Мы сделали все, что могли, чтобы его успокоить, но без толку. В конце концов, он вымотался и пошел в постель. Мы думали, что он долго проспит, поэтому оставили его одного. Но, видимо, он встал вскоре после нашего ухода. И каким-то образом доковылял из старого логова Чейда до одного из главных коридоров Баккипа и практически до конюшен. Его нашли утром, лежащего лицом в снегу. Фитц, он плох, ему гораздо хуже, чем когда ты его здесь оставил. Мне очень жаль... - последняя фраза, сказанная дрогнувшим голосом, выдала то, что Дьютифулу не хотелось говорить. Шут умирал.

Я потерял все. Не только своего друга, но и все подсказки к тому - что похитители могут сделать с моей дочерью. Чудовищная усталость охватила меня, а за ней накатило оцепенение. Я не мог придумать никакого ответа.

Сообщите Эшу, чтобы постоянно присматривал за Шутом и делал все, что можно, для его удобства и здоровья. Мыприбудем утром. - сказал Чейд решительно.

Я почувствовал их растерянность и отчаяние, но мне нечего было ответить.

Хватит на сегодня , - добавил Чейд, и я ощутил, как наша связь ослабла и прервалась.

Я перевел дыхание, но Чейд заговорил прежде меня. Он сжал мое предплечье хваткой, в которой все еще чувствовалась сталь.

– Я знаю, о чем ты думаешь. Нет. Сегодня ночью мы будем спать, завтра позавтракаем и только тогда поедем к камню на Висельном холме. Мы оба знаем, что дразним опасность. Мы это сделаем, но вдвоем и по-умному. Для Шута ты не сможешь сделать ничего более того, что уже делается. Но наши дочери зависят от нас. Мы пойдем за ними как опытные убийцы, а не как паникующие отцы.

И снова я возненавидел его за то, что он прав. Такая задержка была последним, чего я хотел, но он не отпускал моей руки.

– Совершение глупых и безрассудных поступков – не лучшее доказательство твоей любви, в отличие от взвешенных и обдуманных. Ты больше не мальчик, который гонялся с обнаженным мечом за кругом Регала по коридорам Баккипа. Ты – принц Фитц Чивэл Видящий. И мы заставим их отплатить за все каждой каплей крови.

Разве не странно, как мудрый совет может остудить горячую голову? Все это было правильно, но мое сердце протестующее кричало. Однако я медленно кивнул.

– Пойдем спать, – сказал Чейд. Он склонил голову и посмотрел на сына. – Лант? Ты не должен себя винить.

Лант кивнул, не отрывая взгляд от огня. Я оставил их и пошел в свою спальню.

Но это не значило, что той ночью я спал. Разгром, устроенный в моей комнате, бросался в глаза, и натыкаясь повсюду на его следы, я представлял людей, разграбивших дом. Без толку провалявшись на кровати, я поднялся за несколько часов до рассвета и пошел в комнату Пчелки. Там уже побывал кто-то из слуг. Ее новая одежда была убрана, а комната приведена в порядок, насколько это было возможно. Я сел на ее кровать, потом прилег, обнимая подушку, на которой прежде покоилась ее голова. Не осталось ни капли ее запаха, который мог бы утешить меня. И снова я не мог спать. Перед самым рассветом я вернулся к себе упаковать вещи. Смена одежды, мои инструменты убийцы, журнал Пчелки. Еще раз сходив к ней в комнату, я выбрал одежду для нее, любимые старые туники и новый плащ. Когда я найду ее, возможно, эти вещи станут утешением и обещанием вернуться к нормальной жизни.

К нашему с Чейдом раннему завтраку присоединились капитан Стаут и лейтенант Крафти. Они должны были сопровождать нас к Висельному холму, пока сержант Гудхэнд оставался в поместье ответственным за роустеров. После того, как мы с Чейдом уйдем через камни, Стаут и Крафти отведут наших лошадей обратно в Ивовый Лес. Мы решили не брать с собой Олуха, Чейд хотел сохранить с Лантом хорошую связь, кроме того, не было нужды рисковать Олухом в этом рискованном путешествии через камни. Чуть позже его заберет отсюда Сидвел, владеющий Скиллом подмастерье Неттл. Чейд быстро организовал все это, включая верховых, которые встретят нас у Камней-Свидетелей около Баккипа.

Я дал инструкции Диксону вызвать столяров и плотников и немедленно начать ремонт. Лант умолял позволить ему поехать с нами, но мы оба сочли его слишком ослабленным и вверили заботам Булена. Но главной причиной было наше с Чейдом желание отправиться лишь вдвоем, как двум людям, понимающим друг друга с полуслова и выполняющим единую миссию. Пока мы ждали, когда приведут лошадей, я смотрел на старика, такого бравого и прямого, несмотря на годы, и знал, что никого, кроме него, не предпочел бы иметь на своей стороне. Мы не станем судить друг друга за то, что намереваемся сделать с людьми, забравшими наших дочерей. Я не был полностью уверен, что его здоровье выдержит нашу задачу – и в то же время я знал, что нет ни одного способа убедить его остаться. Также, я твердо верил, что у Шута есть какие-либо подсказки, которые выведут нас на след похитителей. И когда мы найдем их, то убьем.

Персиверанс привел лошадей. Чейд посмотрел на чалую кобылу лорда Деррика и уголок его рта дернулся в едва заметной улыбке.

– Отличная лошадь, – заметил он.

– Я краду только лучшее, – признал я.

К моему удивлению, Персиверанс тоже был верхом и вел на поводу серую лошадь Пчелки. Его раненая рука оставалась привязанной к груди, но в седле он держался твердо.

– Нам не нужна лошадь Пчелки, – сказал я ему.

– Я должен ее привезти. Пчелка захочет ехать домой на ней.

Я окинул мальчика взглядом.

– Ты со мной не едешь, парень. Ты ранен и нужен своей матери.

– Я сказал ей, что поклялся вам. Она все поняла, – он сел немного прямее. – И леди Пчелка будет ждать этого от меня.

От этих слов у меня сдавило горло. Я хрипло выговорил:

– Мы отправимся не по дороге, где за нами можно ехать следом. Мы даже не возьмем лошадей, на которых едем сейчас. Ты не можешь с нами поехать, Персиверанс, хотя я и восхищаюсь твоим мужеством. Когда настанет время Пчелке ехать верхом, я обещаю тебе, что с ней будешь ты.

Только едва дрогнувшая нижняя губа его выдала.

– Сир, – выговорил он, не соглашаясь, а лишь подчиняясь.

Я кивнул ему, и затем мы с Чейдом сели верхом и присоединились к ждущим офицерам. Когда-то я любил зимнюю дорогу, белую кору берез, покрытых снеговыми шапками. Но сегодня, в тусклом утреннем свете, мне казалось, что мы едем сквозь мрачный тоскливый тоннель. Двое роустеров сразу выехали вперед и бок о бок возглавляли процессию, перебрасываясь редкими фразами. Мы с Чейдом тоже ехали стремя к стремени, но не сказали друг другу ни слова, холод сковал нас, и не только морозом, но и общим горем.

Когда мы выехали на главный тракт, выглянуло солнце. День потеплел, но почти незаметно. Моя чалая лошадь ровно несла меня вперед, в другое время ехать на ней было бы удовольствием. Я лениво размышлял, многие ли знают о принце Фитце Чивэле, укравшем коня, или же король Дьютифул как-то это замял. Я попытался ощутить стыд, но не смог. Она нужна была мне, и я ее взял, и сделал бы это снова. Я почувствовал одобрение, исходившее от лошади, но предпочел проигнорировать его.