Виктория Угрюмова - Все волки Канорры

— Как можно протяпить знамя на мирном посту боевом? — вопрошал ласковый тролль, а дальше уже шли индивидуальные подробности, зависящие от фантазии и воображения.

Так что в ту ночь в казармах никто не спал, мучимый страшными снами. Но нужно сразу сказать, что ни о каком роспуске полка и речи не шло: тут они предугадали твердую позицию Такангора. Уизбек Райри Тинн, который с невероятным облегчением вернулся к командованию полком после того, как Галармона восстановили во всех должностях и званиях, внес здравое предложение: никому в Булли-Толли о вопиющем инциденте не сообщать — все равно здесь толку ни от кого не добьешься, а отправить донесение в Кассарию, командиру лично. А пока вестовой доскачет до генерала с этим шокирующим сообщением, пока Галармон решит, как быть, пока ответ доставят обратно в столицу, не лучше ли временно сплотиться под каким-нибудь другим знаменем. Кое-кто, правда, усомнился, принято ли так поступать, но капитан Ржалис и Эмс Саланзерп быстро окоротили слабодухих — а принято ли людям воевать против демонов? А против умертвий? А кто еще в тиронгийском, и если уж на то пошло — в любом другом войске Ниакроха, может похвастаться, что видел Князя Тьмы лицом так сказать к морде, стал свидетелем поединка между чемпионом Кровавой Паялпы и лордом Малакбелом Кровавым, выстоял против Пожирателей Снов и Костоломов и сражался рука об руку с тварью Бэхитехвальда?

Затем остро встал вопрос, под каким флагом выступить. Логичнее всего, казалось, взять имя Ангуса да Галармона и его же флаг, но затем рыцарям пришла в голову ужасная мысль — а что станет, если неизвестный враг так же коварно умыкнет не полковое, а воинское знамя Тиронги? Так что регалии бравого генерала стоило приберечь на самый крайний случай.

Никто не нашел, что возразить против таких аргументов, поэтому предложение назвать полк «уизбекрайритиннским» и воспользоваться родовым стягом прославленного полковника — с зеленой змеиной головой, распахнувшей пасть с ядовитыми клыками, по багровому полю — приняли, не колеблясь.

Когда под утро в казармах появился запыхавшийся черный кожаный халат и попросил без лишних вопросов немедленно выдвигаться к Нилоне, его тут же засыпали вопросами: что случилось? война или восстание? а что решили со знаменем? а кто украл знамя? а уже узнали или еще ищут? а что им делать у Нилоны? а…

Доктор Дотт растворился в предрассветном тумане, бросив на прощание:

— Скоро увидимся.

— Все понятно, — сказал Ржалис.

— Да уж, чего тут неясного, — кивнул Райри Тинн.

— Только подумайте! — возмущенно сказал Саланзерп. — Это уже ни в какие ворота.

Полк взволнованно столпился вокруг.

— Война, — пояснил полковник. — Вероломное нападение. Люфгорн предал его величество Юлейна, чему я, откровенно говоря, не удивляюсь, потому что он тот еще гад. Король с кузеном Юлейном встретят врага у Нилоны, думаю, воспользовавшись возможностями Зелга Кассарийского. Мы же добираемся своим ходом. Дополнительные указания нам доставит наш дорогой доктор Дотт в самом ближайшем времени. Вопрос со знаменем решится тогда же, но, по мнению генерала Топотана, он не является первостепенным, так что и нам переживать не нужно. Я обрисовал ситуацию?

— Так точно, — ответил Саланзерп.

— Как в воду глядел, — одобрил Ржалис.

Рыцари смотрели на своих офицеров как на кудесников, а между тем все объяснялось простой логикой: если важнее всего — попасть к Нилоне, значит вторжение; если спешно и тайно — значит, почему-то не работает обычный расчет на то, что Нилона может сопротивляться вражеским войскам месяцами, а это реально только в том случае, если Люфгорн переметнулся на сторону противника; если Галармон вызывает только своих проверенных шэннанзинцев, значит, в битве примут участие силы сверхъестественные, и обычная армия на пять полетов стрелы не должна подойти к этому месту, а может, и вовсе бесполезна в этом сражении; а если бригадный сержант Лилипупс не потребовал подать на железном блюде головы тех, кто «протяпил» боевое знамя, значит, его убедили этого не делать, а повлиять на Лилипупса мог только Такангор и никто другой. Ну а «до скорого» означает, что доктор Дотт навестит их в ближайшее время со свежими новостями. И еще раз вознеся хвалу пророческому дару Ржалиса и Тинна и посетовав, что те никогда не могли угадать простую взятку в карточной игре, прославленные рыцари «уизбекрайритиннского» полка выступили в поход, к которому были готовы вот уже двенадцать часов.

Дети жителей Шэнна садились в седло раньше, чем вставали на ноги, и к отрочеству становились кем-то вроде кентавров, умеющих время от времени разделяться со своей лошадиной половиной; поэтому кавалеристам не составило большого труда скакать всю ночь о-двуконь, не делая остановок. Доктор Дотт второй раз навестил их, когда они уже приближались к Харагримским холмам, которые тот самый путеводитель называл «жемчужиной тиронгийской природы». Призрак возник в воздухе, сбоку от Уизбека Райри Тинна и какое-то время парил рядом с полковником, пока тот останавливался и спешивался. Тогда Дотт с каким-то странным трепетом, которого от него никто не мог ожидать, протянул рыцарю плотный тяжелый сверток. Подъехали поближе Ржалис и Саланзерп. Тинн развернул сверток. Долгое время все хранили молчание, затем полковник тихо спросил:

— Может, не надо?

— Надо, — так же тихо ответил Дотт.

— Кто это его так?

— Домовые из портновского цеха.

— А Ангус видел? — почти прошептал Саланзерп.

— Генерал настаивал на деталях. Такангор велел отнестись к его просьбе серьезно.

— Они его не подвели.

Трое воинов и призрак в черном халате склонились над новым знаменем Шэннанзинского полка.

Солидный отрез голубого бархата с вышитым на нем золотым львом, сильно смахивающим на пучеглазую бестию (она честно позировала вышивальщикам все три часа, корча страшные рожи), был добросовестно изгрызен, пробит, опален и истреплен трудолюбивыми подданными кассарийского некроманта. На нем не осталось живого места; а когда домовые посчитали результат своей деятельности удовлетворительным, они отдали многострадальную ткань нетопырям и морокам, и те не меньше часа кувыркались с ним в облаках, чтобы шэннанзинцы имели право сказать, что и это знамя реяло под небом Ламарха.

Дальнейшие события необыкновенно точно и правдиво описал Мотиссимус Мулариканский в своих «Сентябрьских хрониках».

«И когда вражеские воины увидели несущееся к ним с холмов знамя Шэннанзинского полка, сердца их исполнились смущением и трепетом, ибо никогда прежде не видали они стяга, настолько опаленного, пробитого, истрепанного и потертого, но все так же гордо реявшего под небесами отчизны, которую славные рыцари клялись защищать до последней капли крови, и теперь стремились к полю великой битвы, дабы выполнить свою клятву. И, завидев издалека сей необычайный стяг, заскрежетал зубами Килгаллен Гриомский, прозванный Трехглазым, испытывая неясное томление и душевную муку…»