Виктория Угрюмова - Все волки Канорры

— Прошу учесть, что я против! — раздался гневный крик с вершины приближающегося древнеступа. — Кахтагарская равнина — природная жемчужина Тиронги, сюда стекаются толпы туристов, мы выгодно продаем открытки с местными пейзажами, и как король я приказываю оставить географию с топонимикой в покое. Гегава, будьте любезны, метните копье вон в того всадника. Очень метко, благодарю вас, мой дорогой. А теперь передайте мне дротик, я хочу бросить вам вызов и тоже попасть в кого-нибудь враждебного.

— Это не от нас зависит, ваше величество, — сказал благодушный Кальфон. — Все вопросы к нему.

И демон указал огромным пылающим герданом на лорда Саразина.

Великий Командор пешим спускался с холма. На Кахтагарской равнине не было сейчас сильного ветра, но его плащ, еще недавно золотистый, а нынче багровый, в каких-то непроглядно-черных разводах, вился у него за спиной, словно подхваченный бурей. С каждым шагом лорд раздавался в плечах, сужался в области талии и становился выше ростом. Издалека было плохо видно, однако и черты его лица безудержно менялись: глаза проваливались буквально вглубь черепа и сияли невыносимым светом, губы высыхали, скулы и нос заострялись, словно обтянутые пергаментной кожей, короткие волосы вдруг выросли до плеч и сквозь них прорастали какие-то костяные шипы, образуя на голове лорда неестественного вида корону. Рот превратился в длинную упрямую жесткую складку.

Пространство гудело, прогибалось, скулило, норовило расползтись, чтобы оказаться подальше от него; река взревела и потекла быстрее; трава, в тех местах, где ее еще не выворотили и не вытоптали сражающиеся, пожухла, как от сильного мороза, а небо так же внезапно и стремительно потемнело. Резко похолодало.

Думгар молча встал за спиной у Зелга. Рядом бесшумно выросли фигуры Судьи Бедерхема и князя Гампакорты. Минотавр ожесточенно потеребил рог с наконечником.

— Я буду рядом, — сказал Такангор.

— Я тоже, мой мальчик, — сказал Гончая Князя Тьмы.

— Можете рассчитывать на мою скромную помощь, — добавил каноррский оборотень.

— Думаю, мне не потребуется помощь, — ответил Зелг. — Но все равно, я вам очень признателен, милорды, и вам, ваше… — Такангор гневно засопел, — превосходительство.

Он спрыгнул с коня и неспешно пошел навстречу Саразину, с каждым шагом меняясь не менее разительно, чем его противник. Гризольда метнулась было за ним, чтобы по обыкновению плюхнуться ему на плечо, но с разлета натолкнулась на невидимую стену.

— Не стоит за них беспокоиться, — сказал голем. — Это их личное дело, и они будут решать его в своем личном пространстве, куда иным нет хода.

— Я что, тоже не пройду? — озабоченно спросил Бургежа, порхая вокруг Думгара.

— Боюсь, что нет.

— Это нарушение свободы поговорить и пописать. Как же я задокументирую происходящее и завладею бесценным фактографическим материалом?

— Ничем не могу помочь.

— И никто не может? — мрачно спросил эльфофилин. — Вопрос риторический, не отвечайте. Там нашла коса на камень, и не до интервью, даже блиц. Ну что же, так и назовем эту кульминационную главу: «Коса и камень — лед и пламень».

— А как насчет жертв? — свесился с монстра Мардамон. — Для поддержания боевого духа мессира и обеспечения необходимого перевеса в смертельном поединке с силами, как я понимаю, видимо, все-таки зла?

— Вы могли бы подать отличный пример всем колеблющимся и сомневающимся, и стать отличной показательной жертвой. И я как раз в настроении, — елейным голосом произнес Судья Бедерхем, не сводивший глаз с Зелга, доспехи которого в этот момент из красных лат Аргобба сделались черными, как мрак океанской бездны.

Мардамон что-то забормотал себе под нос. Скорее всего, это были «Обидные слова», но, в отличие от Батаара, Адский Судья и Гончая Князя Тьмы и не такое выслушивал, не моргнув глазом, так что заклинание на него не подействовало, и жрец предусмотрительно направил монстра Ламахолота в задние ряды.

Герцог Кассарийский, не оборачиваясь, властно взмахнул рукой, и в небольшой толпе, стоявшей за его спиной, возникла фигура огненного рыцаря. Флагерон изумленно вертел головой, не слишком понимая, где был, куда попал, сколько отсутствовал и что за это время пропустил. Секунду спустя его сгреб в объятия Кальфон, обрадованный возвращением бесследно пропавшего товарища. Торопясь к месту событий, заинтересованный Сатаран проглотил сразу двух последних фьофьорли, а Лилипупс предложил одному из великих магистров Ордена Рыцарей Тотиса «разуть глаза на бесчинствобразия их командора и посохранять здоровье для потом, где оно много потребуется, если сейчас проглупить».

Великий магистр понял, что под этой зеленой шишковатой лысиной скрывается великое дарование и внял мудрому совету.

Сущность войны есть насилие, и умеренность в войне есть слабоумие

Томас Маколей

В этот момент сражение стало затихать.

* * *

— И зачем ты притащил мне эту тарелку?

— Потому что она твоя, я думаю.

— С твоим словесным портретом?

— Ну, портрет-то совпадает. Это ведь ты тогда зверопусил, путусил и как его… дворковал вландишным способом?

— Э-ээ, нет, я на такое не способен. Точнее, способен. Но лучшие результаты мы показываем, выступая в команде. В отличие от некоторых.

— То есть ты понял?

— Позже, чем ты, но догадался сам, не заглядывая в твою голову, — признался Спящий.

— Это наша голова. Общая.

— Скажем так, в твою часть нашей общей головы. — Спящий потер затылок, что всегда означает смущение. — Печальная судьба, откровенно говоря. Не хотелось бы ее повторить.

— Как ты думаешь, Думгар знал?

— Этот старый кусок тверди земной? Иногда я думаю, он знает вообще все. Только молчит и улыбается.

— Мне тоже кажется, что он не мог не знать. Ведь Генсен создал его до разделения, и оно должно было состояться у него на глазах. Тогда почему он не сказал мне?

— Есть вещи, до которых ты должен дойти своим умом, а до тех пор они как бы не существуют.

— Ну, вот я понял, и теперь у меня волосы дыбом. У нас не будет выбора. Или умру я, или умрешь ты, или случится именно это: кто-то из нас станет Генсеном, а кто-то Саразином.

— Мне они оба как-то малосимпатичны, — признался Спящий. — И что, никаких вариантов?

— Думаю, один все-таки есть. Но только в том случае, если он действительно, взаправду устроит нас обоих.

— Детское слово, взаправду. — Спящий посмотрел на Зелга со странной нежностью. — Ты помнишь, когда сказал его мне?

— Честно? Нет, не помню. Хотя ты бы, наверное, хотел, чтобы я помнил. Я испортил хорошее впечатление о себе?

— Хорошее впечатление, — взвился Спящий. — Какой же ты оптимист. Я знаю, что не помнишь, — невесело усмехнулся он. — Ты надежно запер меня и все собственные знания обо мне в первую очередь от самого себя. Ладно, освежу твою обморочную память. В тот день мы убили в саду василиска.