Виктория Угрюмова - Все волки Канорры

Скромный юбиляр настоял также на цветном портрете кисти какого-нибудь великого древнего мастера, желательно его современника, широкий выбор которых наблюдался в местных склепах, но в остальном проект одобрил.

Кехертус с Крифианом вот уж с полчаса вели дискуссию о том, что дает обладателю более широкие возможности — клюв или паутинные бородавки, а дядя Гигапонт своими комментариями вносил то необходимое оживление, которое не позволяет академическому спору стать пресным и скучным.

Мадарьяга увлеченно рассказывал Гампакорте, королю и его вельможам о своих приключениях:

— Иду я по пустыне и вдруг из-за угла…

— Из-за какого угла?

— Вы заметили? Меня это тоже возмутило.

Мардамон пытался ненавязчиво влиться в беседу, привлекая внимание сообщением о новом грандиозном проекте. Юлейн с опаской косился на него и все ближе придвигался к Мадарьяге, потому что если бы его заставили выбирать, с кем остаться на необитаемом острове, он бы решительно предпочел общество вампира. Тому способствовали события сегодняшнего утра.

Всякий, кому довелось жить в эпоху Мардамона, знает о роли и месте пирамид в нашей жизни. Юлейн не стал исключением из этого правила и, будучи хорошо знаком с жрецом-энтузиастом, твердо помнил: видишь грустного Мардамона — ускользай; видишь Мардамона с пергаментом — делай сосредоточенное лицо и торопись пройти мимо. Видишь вдохновенного Мардамона — беги. Но на этот раз король не заметил ни пергамента в руках, ни опасного блеска в глазах, ни тени печали на лице, потому не побежал. Это его и погубило.

Увидев, что жертва беззаботно следует мимо, не приняв никаких мер предосторожности, жрец кинулся следом. Юлейн метнулся вправо, затем ловко прыгнул влево — но без толку. Они находились в самом начале длиннющего узкого коридора, и ближайшие спасительные двери были слишком далеко, чтобы достичь их в темпе, по возможности, сохраняющем достоинство. Кричать «караул» и «спасите» было как раз выходом довольно разумным, но не вполне совместимым с королевской честью. Поняв, что его загнали, Благодушный принял единственно возможное решение: повернулся лицом к преследователю и милостиво кивнул.

— Ваше величество…

— Нет, — быстро сказал король.

— Почему?

— Имею право, — сказал Юлейн сердито. — Король я или не король?

Мардамон загрустил. Он привык к непониманию и постоянным отказам, но так и не научился воспринимать их с каменным спокойствием Думгара.

— Никаких пирамид, — отрезал Юлейн. — Это моя священная воля.

Мардамон расцвел.

— Как будет угодно вашему величеству! Никаких пирамид, так никаких пирамид. Я и сам думаю, что пирамиды — пережиток скорбного и мрачного прошлого.

Король понял, что влип. Когда такой фанатик с легкостью отрекается от своей веры, значит, он обрел веру еще более сильную. А это не к добру.

— О пирамидах поговорим позже, в более подходящее время. А сейчас я бы хотел предложить другой проект…

— Нет! — взревел король.

— Почему?

— Имею право!

— Вне всякого сомнения. Но вы же не знаете, о чем речь.

— И знать не хочу.

— Речь, — вкрадчиво сказал Мардамон, — идет о шедевре монументального искусства. Называется «воздвиг». Недавно я воздвиг воздвиг в замке, вы, может, видели, но это, конечно, типичное не то. Не дает истинного представления о воздвиге. Нужно пространство, нужны материалы. Нужен необузданный размах. Обойдется недорого. — Жрец надеялся, что сообщение о невысокой стоимости проекта облегчит взаимопонимание. — Воздвиг — прекрасное творение рук человеческих, имеет идеальную форму пирамиды…

Как говорил потом Юлейн, никогда он еще не был так близок к тому, чтобы согласиться с Мардамоном и начать-таки, наконец, приносить кровавые человеческие жертвы.

Невыносимых людей нет – есть узкие двери

С. Альтов

Как жрец пытался соблазнить новым проектом короля, так троглодиты желали увлечь его самого оригинальной идеей выращивания грибов. Изгнанные по приказу Думгара из подземного хода, они мечтали разместить грибные плантации на склонах пирамиды и убеждали Мардамона в необходимости такого решения. Грандиозному воздвигу, щебетали они, нисколько не помешает маленький бонус в виде дешевых грибов — прибыль поровну, восемьдесят пять процентов грибным плантаторам, пятнадцать — владельцу воздвига. Жрец слабо отбивался, упирая на то, что плантации могут пострадать во время кровавых жертвоприношений, и что раньше поровну было пополам, на что Карлюза резонно отвечал, что раньше вообще все было иначе.

Гризольда развлекала мужа и Архаблога с Отенталом, ловко жонглируя вилкой и булочкой. Бессменные владельцы Кровавой Паялпы смотрели на нее с таким серьезным выражением, что за них становилось страшно. Стороннему наблюдателю могло показаться, что они только что утратили кого-то из особо дорогих и близких, но на самом деле в их синхронно работающих головах медленно, но неуклонно пробивала себе дорогу идея создания мини-паялпы с участием крохотных героев и крохотных монстров. Фея одинаково хорошо годилась на обе роли, и кузены изнывали от невозможности принять правильное решение.

Некоторое смятение в мирном стане обедающих вызывала голова Флагерона, время от времени возникавшая в центре пиршественного зала. Знаменитый огнекрыл приветливо улыбался и подмигивал доктору Дотту, после чего, померцав, снова погружался в мозаичные плиты пола. Порой ему удавалось вынырнуть чуть ли не наполовину, и тогда он приветственно махал рукой своему любимцу. Дотт вздрагивал и принимался в подробностях припоминать воскресный день, отмеченный вторжением Тотомагоса.

— Что это с ним? — спросил Зелг, когда демон снова появился на поверхности.

— Каванах наложил запрещающее заклятье, — пояснил Бедерхем и наколол кинжалом сочный ломоть окорока. — Добрый день, Флагерон.

— Он любит накладывать заклятья и без повода, а тут такая замечательная причина, — наябедничал Борромель, постукивая под столом новехонькими серебряными подковами. — Флагерон! Реши уже, куда тебе — туда или сюда. У меня в глазах рябит.

— Привет, Флагерон, — кивнул Кальфон. — У него, милорд, не проходит сердечная привязанность к вашему доктору, и Шестиглавый принял решительные меры, а то, говорит, я так вообще без армии останусь.

— Это ему Князь подсказал, — вставил Намора. — Флагерон, как дела? Передай маршалу мое почтение.

— Почему — Князь? — изумился некромант. — Добрый день, любезный Флагерон…

— А как же? Он же во время битвы познакомился с доктором Доттом и с тех пор под большим от него впечатлением. Говорит, выдающаяся личность, магическое очарование, шарм, харизма — все при нем. Так что, говорит, — это он Каванаху говорит — принимай решительные меры, потому что по доброй воле Флагерон его не забудет.