Дмитрий Баринов (Дудко) - Ардагаст, царь росов

А царь Ардагаст в это время объезжал своё священное поле. Ехал он на красном, как у самого Солнца, коне, а за ним — двенадцать русальцев да ещё Шишок с Серячком. Когда-то священное поле отмеряли в малолюдной степи вокруг Экзампея, здесь же ехать нужно было через густые леса. Ехали посолонь — как само Солнце мир обходит. Спустившись с Хорсовицы на Подол, царь двинулся на юг вдоль Почайны и Днепра. Справа вздымались могучие кручи, а слева раскинулся такой же могучий, спокойный в своей силе Днепр Славутич. Миновали село Берестовое, священные пещеры, озеро Выдубицкое. Переехав Лыбедь, свернули в сторону от Днепра, к селу Корчеватому и тамошней Лысой горе. К югу остались городок Пирогов, запустевший ещё до Сауаспа, и руины самых северных сколотских городов Хотова и Ходосова.

Внезапно Серячок заволновался, угрожающе зарычал. Царь и воины взялись за оружие. Из чащи на тропу преспокойно вышли... оба Медведича.

— С праздником тебя, царь! Весна воскресла! Мы с тобой... мириться пришли, — сказал Шумила.

— «Не верь волчьим клятвам», сказал Один! — воскликнул Сигвульф.

— Не поверю ни волчьим, ни медвежьим. Вы что же, мне за смерть родителей мстить не будете? — в упор взглянул на Медведичей Ардагаст.

— Ты — сильный. Богу молятся за его силу, — ответил Шумила.

— Кто сильный, тот и вожак, — кивнул медвежьей головой Бурмила, а его брат продолжил:

— Ты же наш, венед, в лесах вырос, а здесь — ворота леса. Поставь там, у священных гор и торжища, великий город. Все богатства леса к тебе стекаться будут, у греков за них что угодно купишь. Укрепи ещё здешние городища, насели — и с юга никто не подступится. Что тебе теперь Фарзой? А в лесу непокорных тебе не останется — мы уж позаботимся.

— Значит, город построить вопреки Фарзою? — Рука царя стиснула плеть, в глазах блеснул гнев. — А главный храм в нём будет где — на Лысой горе? Я в вашем городке много греческого серебра и товаров нашёл. По чьей указке лесовиков с сарматами стравить хотите? Я сам сармат из рода Сауата. И Чертограда тут никому построить не дам. Что вы тут, у другой Лысой горы, ищете — место для новой ведьмовской столицы? Ради праздника вас не трону, но больше мне не попадайтесь.

— Пожалеешь, царь, — злобно прорычал Бурмила. — Не мы тебе врагами будем — весь лес.

— Да кто вас выбрал-то за весь лес говорить? — возмутился Шишок. — Вы что, лешие? Да идите вы, уроды... — Лешак длинно и крепко выругался, и полумедведи скрылись в чаще, словно лесные блазни-призраки.

А царь долиной реки Нивки повернул на север, а потом напрямик через леса вышел к Почайне. Хилиарх удивлялся: такого громадного имения не было ни у одного сенатора, но царь не мог ни продать эту землю, ни согнать с неё поселян. Только брал с них небольшую дань — за честь жить на священном поле.

На Ветряных горах, откуда уже видна была долина Почайны, навстречу царю из глубины леса выехал Белый Всадник. Молодой, весёлый, светлокудрый, с тремя большими волками, с золотым щитом на руке и копьём. Ардагаст приветственно поднял руку:

— Слава тебя, Ярила, Аорсбараг!

— Славить меня будете через месяц, когда я весь мир зеленью одену. Я не долго на земле бываю, зато в самое лучшее время! — улыбнулся бог. — Зимой я только следил за гобой, царь Ардагаст. Гляжу и вспоминаю, как сам в начале времён шёл через леса сестёр от дяди вызволять. Еду на коне, и расходятся передо мной леса дремучие, реки текучие, горы толкучие, разбегаются стада звериные-змеиные. И шёл ведь ты походом, как сейчас: всё посолонь. Иди и дальше Путём Солнца, царь росов, я с братьями тебя не оставлю.

На закате вернулись Ардагаст с русальцами на Хорсовицу, и встретили их с полными мисками писанок обе царицы. Ларишка была в прежнем праздничном наряде (сумела привести его в порядок после Медвежьей горы), а Добряну боряне нарядили ещё богаче и краше, чем на свадьбе в Косте.

На берегу Глубочицы сидели трое — индиец, эллин и венед, — ели крашенки и бросали скорлупу в реку. Сейчас, на второй день после Велика дня, венеды справляли Радуницу, поминая своих предков.

— Брахманы учили меня: из Золотого Яйца вышел Брахма и создал мир. Шиваиты то же говорят о своём Шиве, — задумчиво сказал индиец.

— Орфики учат: мир создал солнечный змей Фанес, что вышел из яйца, — кивнул эллин, — это учение Орфей принёс из Фракии.

— Фанес — это Митра. Так учили меня в подземных храмах Митры-Солнца, — сказал Вышата. — А пошло это учение от рахманов — жрецов арьев. Этого народа давно нет, но мудрость его разошлась по свету. Видите, скорлупки плывут в Почайну? А оттуда — в Днепр, в Тёмное море, которое вы, греки, зовёте Эвксинским, и дальше — в страну рахманов. Там нет ни разбоев, ни войн, ни неправедных царей, ни нищеты, ни безделья, всё у людей общее, а рабов вовсе нет.

— Где же эта страна? На нашу Индию не похожа. Разве что на великую обитель Солнца, но она высоко на горе и далеко от моря, — сказал Вишвамитра.

— Может быть, это страна блаженных эфиопов, любимая Аполлоном? — предположил Хилиарх. — Там, говорят, живут праведные мудрецы, чьи учителя пришли из Индии.

— Эти обители мудрецов — лишь подобия той страны, — покачал головой Вышата. — А сама она — Ирий, солнечное царство праведных душ. Есть и второй Ирий — на севере, греки зовут его Гипербореей.

— Но могут ли живые, земные люди жить так? — печально вздохнул эллин. — Аристотель считает, что нет, ибо людям свойственно больше заботиться о частном благе, чем об общем.

— Ваш Аристотель не видел, как нуры расчищают лес под посевы, — возразил венед. — Рубят, корчуют, жгут. Все обгоревшие, закопчённые, грязные, на чертей похожие. А работают всем селом, и никто не отлынивает, никто никого кнутом не подгоняет. У полян каждый пашет своё поле, но земля общая, а кто с какой работой не может справиться, помогают всем селом.

Грек обхватил голову руками:

— Неужели для того, чтобы сохранить добродетель, люди должны оставаться варварами — без городов, без книг? И сколько зла даже в этом варварском мире! Иной раз мне казалось, что мы идём через Тартар. Но всё равно зла здесь гораздо меньше, чем там, на юге. А ведь мы сами принесли в этот мир и царей, и рабов, и сборщиков налогов. Меня уже спрашивают, много ли я украл, когда считал дань, — думают, видно, что гречин без этого не может. А кто-то принесёт сюда и города...

— Всё это должно было прийти сюда рано или поздно, — возразил Вышата, — только как прийти? Слава богам, мы опередили Андака с Шумилой.

— Главное, мы опередили Спевсиппа! — хлопнул себя по колену повеселевший эллин. — Представляю себе его холёную рожу, когда Андак доложит ему, что пригнал на продажу совсем мало рабов и что при царе Ардагасте так будет и впредь!

Волхв очистил яйцо и бросил скорлупки в воду. Две золоторогие оленихи, нежно прильнувшие головами друг к другу, были нарисованы на скорлупе, и течение унесло их. Рядом плыли другие добрые знаки — Земли, Солнца, плыла Мать Мира с воздетыми руками.