Дмитрий Баринов (Дудко) - Ардагаст, царь росов

Разом зазвенели гусли и зарокотал бубен. Два парня принялись плясать друг против друга. Танцевали и вприсядку, и с подскоком, и упёршись руками в пол позади себя. Громко хлопали себя и по голенищам, и по пяткам, и по бёдрам. Высоко прыгали и вертелись волчком по-русальному. Сильные молодые ноги сгибались и скрещивались в самых замысловатых коленцах, взмётывая солому, устилавшую пол. А ну, кто ловчее, удалее, неутомимее? Гости вели счёт коленцам, хлопали, подбадривали: «Давай, царь! Не уступай, венед!»

Наконец на двадцатом коленце Ясень упал и бессильно растянулся на полу. А Зореславич ещё прошёлся на носках по-сарматски и потом не спеша выпил кружку пива и подмигнул с трудом поднявшемуся сопернику: знай, мол, родич, когда на пиво налегать.

А гости одобрительно шумели:

— Наш! Даждьбог видит, наш, венед! Вот тебе и сколотный... Такие, видно, сколоты и были...

— Говорят ещё, сарматы умеют плясать с чарой вина на голове и ни капли не пролить, — заговорил Ясень, отряхивая солому.

— Вот ты и спляши. С миской каши, — под общий хохот отозвался Неждан.

Тогда Ясень взялся за Шишка. Охочий до хмельного лешак уже успел хорошенько распробовать и вино, и мёд, и пиво и теперь дремал, уткнувшись носом в миску с варениками. Ясень вместе с несколькими парнями подобрался к нему и громко сказал:

— А не поглядеть ли нам, честные гости, как леший пляшет?

— Я спать хочу. Идите вы к лешему, — пробормотал Шишок.

— Вот мы к тебе и пришли. А ну, иди плясать! Видали такого: пить в гостях здоровый, а потешить гостей слаб!

Парни подхватили низенького лешака под руки и потащили на середину хаты. Тот брыкал ногами в воздухе и норовил наступить своим «носильщикам» на ноги, а потом вместо пляски улёгся возле очага и громко захрапел. Его принялись тормошить. Лесовичок дёрнул кого за руку, кого за ногу и устроил кучу малу, из-под которой ловко выбрался, ещё и стянул у кого-то дудку и принялся, громко дудя, бегать по хате. Его не без труда поймали, снова втащили на середину. Леший ругнулся, ударил об пол островерхой шапкой и вдруг пошёл в пляс, да так, что все только рты разинули, а потом принялись осенять себя косыми крестами. По комнате словно лесная буря носилась, вихрем взметая солому. Крепкие ноги лешака выбивали ямки в земляном полу. С оглушительным свистом и уханьем он несколько раз перескакивал через столы, умудряясь при этом ничего не задеть ногами. Побушевав вволю, Шишок с важным видом плюхнулся на лавку и одним духом выдул целый горшок пива. Гостям оставалось только гадать: прикидывался ли лесной хозяин пьяным или мог пить больше, а трезветь быстрее людей.

Ардагаст вместе со всеми беззаботно хохотал над выходками лешачка и чувствовал себя так, будто вернулся наконец в родные места, к своему роду и племени. Ему ведь было всего двадцать лет, и до тринадцати он рос в таких же лесных венедских сёлах. И мог бы всю жизнь прожить между этих простых и добрых людей, удалых и мирных одновременно. Заботился бы только об урожае да о скотине. Не бродил бы Чернобог знает по каким землям, не переворачивал бы в них всё вверх дном, не лез в распри богов. Не звали бы его ни Убийцей Родичей, окаянным и безбожным, ни богом земным. И любил бы он такую вот лесную красавицу, тихую и добрую.

Вдруг он заметил за слюдяными оконцами какие-то мерзкие хари. Бесы (не Чернобором ли посланные?) пытались влезть в хату, но не могли одолеть построенной Вышатой волшебной зашиты. Люди и не замечали их, а кто замечал, лишь злорадно крутил нечистым кукиши. Ардагаст усмехнулся. Пока бродят в среднем мире те, кому место в нижнем, и не только бесы, — кто-то должен быть воинами, волхвами, царями. Именно для того, чтобы такие вот мирные и добрые поселяне могли сеять хлеб, добывать зверя и птицу, любить своих русых красавиц и не ползать на коленях перед бесами и людьми, что не лучше бесов. А уж кому кем жизнь прожить — решают при рождении смертного три рожаницы-суженицы, три вечные пряхи. И идти против них — только путать нити мировой пряжи.

Тут как раз стали разрезать каравай — каждому гостю по доле. Священный каравай — не просто хлеб, а весь мир. Боги никому в этом мире не отказывают в доле — кроме тех, кто сам себя отлучил и от людей, и от богов или не сумел своей долей распорядиться достойно.

Свадьба гуляла всю ночь. Ардагаст заснул под утро, а проснулся от отчаянного лая. Собаки разрывались так, словно в село вбежал волк. Какой-то непроспавшийся гость выглянул в окошко и завопил на всю хату:

— Волки! Волколаки с сарматами напали! Сам Седой Волк тут!

Люди вскакивали, хватались за оружие. Из каморы выскочил Славобор — в одной рубахе, зато с мечом. Но достаточно было царю гаркнуть: «Тихо, дурьи головы! Кто на кого напал с перепою?» — как все замерли, с надеждой глядя на него. В дверь постучали. Ардагаст надел пояс с оружием и первый шагнул к двери. Остальные сгрудились позади кто с акинаком, кто с рогатиной. Ох, не стукнула бы и впрямь Волху в голову какая-нибудь старая племенная вражда.

Волк за дверью действительно был — Серячок, тут же бросившийся к протиравшему глаза хозяину. Был и Седой Волк, а ещё Хор-алдар, Ларишка с десятком дружинников — нуров и росов. Суровым и тревожным было лицо волчьего князя.

— Война, царь. Голядь с литвой идут на Чёрную землю. А подбили их на войну Медведичи. Меня волки известили.

— Немедля едем в Почеп, к Доброгосту. Было бы с вами больше воинов, налетели бы на Медвежью гору и схватили прощелыгу Чернобора, — решительно сказал Зореславич.

— Погоди, царь, — возразил Вышата. — Я Чернобора ещё по Чёртову лесу знаю. Его ещё уличить сумей: как бы ни напакостил, вывернется и на других свалит. Не поймаем на горячем — выйдет, будто мы святого жреца безвинно мучим. И ехать сразу нельзя, чтобы обиды не было. Я должен справить главный обряд: обвести молодых вокруг священного дерева.

— Лишь бы ты моего мужа ни с кем тут не окрутил, — вмешалась Ларишка. — Что, Ардагаст, не нашёл себе здесь второй жены?

— Даже и наложницы, — с улыбкой покачал головой Зореславич.

— Вот и хорошо. А то я слышала про северянский обычай: после свадьбы всем гостям попарно мыться в бане, а кто без жены пришёл, с чужой моется. Как, я не опоздала?

Пара синих глаз с восхищением и завистью глядела на тохарку. Так вот она какая, царица Ардагастова! Лицо совсем нездешнее, узкоглазое и всё-таки красивое. И как ладно сидит на ней кольчуга! Куда ей, Добряне, до этой удалой поляницы [29] Поляница — воительница (слав.). ... нет, её доля — Ясень, такой же лесовик, как и она сама. И никуда она из лесов дебрянских не денется, как и её племя. Только будет помнить до самой смерти, как плясала с золотоволосым Солнце-Царём...

Небольшой отряд выехал из Косты после полудня и направился к Почепу. Происходившее вчера теперь казалось Ардагасту дивным сном. Он сам обо всём рассказал Ларишке, и та только обрадовалась, что её мужа так уважают даже никогда не видевшие его северяне. Нет, не променяет он Ларишку, с которой прошёл сквозь колдовское пламя и тьму бесовских подземелий, ни на какую царевну! Даже на лесную, родную душе, как сам венедский лес.