Иван Мельников - Арагонские хроники

Арагон стремительно приблизился к Клодии и уже готовился задать закономерный вопрос «а кто эта баба?», но баронесса успела зажать ему рот ладонью. Потом девушка отступила от кафедры и низко поклонилась. Аресса громко рассмеялась, свернувшись в крохотную горящую точку, вслед за тем тоже исчезнувшую. Сняв шлем, Клодия вынула перстень из паза, надела его и недовольно взглянула на государя.

— Нельзя же лезть в разговор с богиней!

— Я и слова не вставил! — надулся король.

— Ладно, неважно. Аресса уведет ладью в небо меньше чем через четверть часа, нам… — девушка развернулась, запнувшись на мгновение, не завершив фразу, изумленно вскрикнула и стремглав побежала к распростертому телу Джона.

Арагон приподнял бровь то ли в недоумении, то ли догадываясь о причине такого поведения, уголок его царственных губ чуть дрогнул. Однако потом он как ни в чем не бывало спрыгнул со ступеней, подхватил метлу баронессы и присоединился к остальным.

**

Снова воспользовавшись перстнем с символом королевского рода, Клодия вызвала дух Арессы и отменила выстрел Лука. А затем приказала ладье вернуться обратно в чертоги демиургов.

Мы едва успели покинуть божественный корабль на шлюпке, именуемой «спасательной капсулой». Аресса подарила нам жизнь, но на этом ее благодеяния не закончились: раны у всех затянулись, а у Джона буквально за доли мгновения соткалась из воздуха новая рука, и на его груди остался лишь еле заметный шрам.

Ладья поднялась в воздух на хвосте из пламени и с громоподобным звуком устремилась в небеса. Часть горной гряды теперь разрушена, однако это небольшая цена за то, что Лук Богов навсегда покинул наш мир. Не знаю, выживут ли адепты Ордена там, в холодной вышине, но, полагаю, свершившееся — достойная кара за их преступление. Да простит их святая Мистралина!

Помимо прочего, исчез Ферджин. Его удалось затащить в «капсулу», хотя он брыкался и нечленораздельно бормотал. Время полета до галеона маг просидел тихо, невидящими глазами вперясь в стену, а как только мы приземлились — умчался прочь. Скажу прямо, лично я не потратил бы на его поиски и поимку ни одной лишней минуты, но баронесса не согласилась с моим мнением, которое, кстати, всецело поддерживал король. Она едва не угробила себя — ее сбросило порывом ветра с метлы. Только после этого Клодия признала изложенные мною доводы.

**

Вновь отправляемся в путь. Теперь цель нашего путешествия — город гномов Меригард. По счастью, до своего помешательства Ферджин принес-таки пользу. Он был убежден: камень, который Сиилин некогда извлекла из глазницы солдата богов, — именно тот, что может изгнать дух Царицы Бурь из этого мира навсегда. Я не особенно доверяю магу, но это наша единственная надежда. Так или иначе, прежде чем использовать кристалл, его нужно огранить. А кто справится с ювелирной работой лучше дварфа?

Женщины попирают добродетели, пожирают богатство и насмехаются над умом. Если хочешь получить их любовь — говори на языке силы.

Дверь в каюту Гилберта не была заперта, но Клодия продолжала стоять у порога, не решаясь войти. Ее пугала предстоящая беседа. Впрочем, за последнюю пару недель девушка привыкла к постоянному страху — все это время ее судьба, судьбы друзей, судьба всего мира, наконец, висели на неожиданно прочном, но все же волоске.

Еще несколько часов назад Клодия, в который раз удивляясь тому, что до сих пор жива, наблюдала за величественным, небывалым, немыслимым зрелищем — ладья Тауры, влекомая богиней Арессой, возносилась к звездам. А вместе с ней — обезглавленный Белый Орден, Лук Богов и смерть, которую они несли неспокойной земле. Ладья, в сущности, не походила ни на рыбачью лодку, ни даже на ксандрийский летучий галеон, чуждая этому миру, как и все прочие осколки Золотого Века. Когда сияющая песчинка стала неразличима на вечернем небосводе, для девушки снова наступила полоса тяжелых разговоров и непростых решений.

Армия Марджолины расположилась на огромном горном плато между снежными отрогами Эрбека. Именно там, по преданиям, когда-то сошлись в решающей битве за обладание Благословенными Землями лучшие воины нелюдей и цвет человеческих племен. «И их ужасные машины», — добавила про себя Клодия, оглядывая чернеющую массу лагеря, словно расшитую точками костров. Даже отсюда виднелись артефакты, неизвестно как уцелевшие в глухих лесах, сырых подземельях и прочих местах, где остатки побежденных народов прозябали две тысячи лет. Прозябали, но сделали то, чего не смогли совершить люди, новые хозяева Леодара, — поддержали реликвии предков в рабочем состоянии. Судя по тому, что механизмы как-то сюда попали, инструкцию по их применению нелюди тоже сохранили.

**

Прежде всего Клодия собиралась поговорить с рыцарем Джоном, который с гибелью Белого Ордена вернул себе настоящее имя и титул, а также возможность жениться. Но баронесса с отчаянием понимала — произошло это слишком поздно, она уже не была уверена, что ответит «да» на предложение руки и сердца графа Габриэля Оллгуда. Благо речь пока шла не о том, хоть и напоминала прощание навсегда.

В коридоре, разделявшем два ряда кают, ее задержал Гилберт. Именно из-за той встречи Клодия сейчас боялась входить в комнату своего бывшего — как она теперь для себя решила — любовника.

Гилберт был прекрасен. Он словно стал выше ростом, шире в плечах, в нем появились неуловимая суровая властность и сила, благодаря которой мужчину сразу можно отличить от мальчишки. Но сейчас внезапный проблеск этих качеств скорее тревожил и отталкивал девушку. Юноша поведал, как одолел Великого Магистра Белого Ордена, исполнив то, чего не смогли сделать рыцарь Джон и Арагон ХIII вместе взятые. Тила, похоже, он даже не брал в расчет. Рассказал, как непременно покроет себя славой в грядущей битве и, сразив Царицу Бурь, посвятит свою победу ей, Клодии. Речи Гилберта не звучали хвастливо — в них сквозила незыблемая уверенность. Он надвигался на нее, отрезая отходные пути, и в итоге зажал в углу, буравя испытующим взглядом лицо баронессы.

— Я знаю, у меня есть соперники, — жаркий шепот Гилберта заставил Клодию содрогнуться, но не от возбуждения, как бывало раньше, а от панического ужаса. Сразу после этих слов он схватил девушку за волосы и, откинув ее голову назад, запечатлел на шее жадный поцелуй. — Но ты станешь моей, Клодия, запомни! Я возьму твою любовь силой, если нежность тебе не по нраву!

Гилберт оттолкнул ее, больно ударив о перегородку плечом. «Будет синяк», — машинально подумала баронесса, выкрикивая в ответ Гилберту убедительные, как она надеялась, упреки. Услышав «ни подвигами, ни убийствами нельзя завоевать чужое сердце», оруженосец улыбнулся, не презрительно или угрожающе, а с каким-то незнакомым чувством на лице. Ну а после фразы «я скорее умру, чем покорюсь насилию», юноша повернулся к раскрасневшейся встрепанной девушке спиной и удалился к себе в каюту. Только тогда она осознала, что Гилберт впервые обратился к ней на «ты».