Лев Власенко - Настоящие люди

Рука старика, уже медленнее, проплыла над очагом. Его лицо исказилось, и Элгар понял, что Умка намеренно обжег свою ладонь. Он будто хотел показать, что чувствует, а значит живет…

— Но огонь тоже ранит нас, — выдохнул старик и прошептал. — Мы горим.

Умка вспомнил, какой казни подвергли труп Якунина, чтобы умертвить его неприкаянный дух. Его закрепили на жерди и вертели над огнем, пока от тела не осталась лишь груда черного пепла.

— Ты знаешь названия всех месяцев, — продолжил Умка. — Сейчас начинается месяц воды. В этом году название подходящее, но обычно в это же время вся вода еще стоит замерзшей. Следующий месяц и вовсе называется «месяц рождения листьев». Даже в самые теплые годы листья рождаются куда позже… Ты понимаешь почему так?

Элгар покачал головой. Он знал, что в словах старика кроется что-то важное, но суть долгого разговора ускользала от него. Любой ребенок знал, что в разных краях время течет по-разному. Чем дальше на север — тем короче становились дни и удлинялись ночи. Рассказывали, что на самой шапке мира и вовсе нет времен года, а есть только один длинный день и одна ночь. Там, где жили Элгар длинная ночь наступала всего на один зимний месяц, и в этом году уже миновала.

— Названия для разных лун придумали раньше, чем мы пришли на север. Когда-то мы тоже жили вдали от снегов. Мы, луораветлан, настоящие люди, — продолжил старик, — бежали от огня, который согревает юг. Потому что боялись сгореть. Вот так я думаю…

«Люди, дети огня, — подумал Элгар. — Кэле, дети льда. Только на вершине мира, они могут встретиться друг с другом».

Тем вечером они больше не говорили. На следующий день им предстояла долгая дорога, и мужчины рано легли спать.

***

Когда утром они выбрались из запорошенного снегом валкарана, небо расцвело зелеными сполохами. Для настоящего человека смотреть на небесные огни считалось дурным знаком. Луораветлан верили, что сияние — это громадный хищный червь, способный проглотить целиком стадо оленей.

Элгар вспомнил как впервые увидел небесное свечение, когда был еще совсем ребенком. Пляшущие полосы живого огня восхитили его и приковали к себе взгляд. Умка, увидев, что мальчик смотрит на небо, взял его за плечи и заставил повернуться спиной к огню. С тех пор, каждый раз, когда вспыхивало чудесное сияние, Элгар избегал смотреть на небо и чувствовал яркий свет за своей спиной.

Они подготовили нарты, Умка вернулся в валкаран и вынес оттуда тяжелый деревянный сундук. Элгар знал, что старик годами хранил его под оленьими шкурами и зимними одеялами.

— Подарки, — объяснил Умка и поставил сундук на землю. — Не годится нам являться на общий сбор без подношения. Ну-ка, подойди, хочу, чтобы ты кое-что увидел…

В сундуке лежали крепкие железные ножи, другая полезная утварь и несколько деревянных сосудов. Старик взял один из них и протянул воспитаннику. Элгар взвесил сосуд на ладони.

— Дурная вода, — пояснил Умка. — Таньги продают ее вместе с чаем и табаком. Если выпьешь много, то потеряешь голову. Если выпьешь еще — потеряешь душу.

Элгар недоуменно уставился на своего воспитателя, с опаской сжимая сосуд со страшным зельем.

— Открой и понюхай, — предложил старик.

Элгар послушно открыл бутылку. В нос ударил отвратительный, резкий, ни на что не похожий запах. Юноша пошатнулся и закашлялся. Умка улыбнулся и продолжил:

— Молодые дураки думают, что этот напиток дает мудрость шаманов, но на самом деле это яд, притом страшный. Я видел людей, пристрастившихся пить такое зелье. Жалкое зрелище. Они похожи на высушенную рыбу. Несчастные глупцы, с глазами, горящими, как звезды…

— Я не буду пить, — пообещал Элгар.

— Нет, уж, глоток сделай. — Приказал старый медведь. — Ты должен знать этот вкус, как и вкус любого яда.

Элгар осторожно поднес ко рту горлышко, стараясь не вдыхать отвратительные пары дурной воды, потом зажмурился и быстро отхлебнул. Глотку сразу обожгло жидким огнем, а немного позже в животе разлилось приятное тепло. Юноша фыркнул и вытер губы рукавом. Умка выхватил у него сосуд и, хорошо размахнувшись, ударил воспитанника по щеке.

— Ни капли больше. — Предупредил он.

Элгар затряс головой и кивнул.

— Кого ты хочешь таким ядом одарить? — спросил он.

— Я давно обнаружил, что дурная вода полезна во время торга или переговоров, — Умка лукаво улыбнулся. — Тот, кто слишком много выпьет, совершает странные поступки. Главное не перепоить ею человека, иначе на следующее утро он не вспомнит, что обещал и станет все отрицать. Запомни мои слова — это знание может тебе пригодиться.

Пока Умка крепил сундук с подарками на нартах, Элгар закрывал шкурами валкаран. Крыша землянки была настолько прочной, что могла выдержать глубокий слой снега, а дымоход и все щели были надежно заделаны дымлиной и шкурами, чтобы не пропускать сырость. Вернувшись из путешествия сложнее всего было найти валкаран на однообразном заснеженном побережье, но весна была близко, и к их возвращению снег мог уже растаять, к тому же, Умка и Элгар хорошо знали эти земли и все немногочисленные здешние приметы.

Когда приготовления были закончены, спутники заняли свои места на нартах, и Умка стегнул собак. Упряжка, заливаясь лаем, двинулась на запад.

***

К полудню следующего дня они прибыли в стойбище оленеводов, где проходил большой сбор. Временная стоянка съехавшихся гостей раскинулась вокруг селения под названием Вэлвыхты. Обычно это поселение насчитывало не больше семи яранг, в которых ютилось несколько бедных семей. Сейчас постоянные жилища коренных жителей были едва заметны в растянувшемся по тундре постоянно шевелящемся черном многопалом чудище. Эти яранги образовали центр временной стоянки, а вокруг них, постоянно прибывая, разбивали шатры пришедшие охотники и оленеводы.

Стойбище приходилось растягивать, чтобы собаки не загрызли ездовых оленей, чтобы разместить чавчу рядом с чавчу, морянина рядом с морянином, и кавралинов везде, где их ждала выгода. Все это шумело, кричало, стонало гортанным пением и собачьим лаем, и проедало за день больше, чем одна семья съедала за год.

Чавчу кочевали со всем своим имуществом, семьями и огромными стадами оленей. Сейчас животных не было видно — пастухи увели встревоженную и непредсказуемую массу подальше от жилья — но вытоптанная земля, разрытый снег и опустошенные моховища напоминали о близости стад.

Возле наскоро возведенных палаток и яранг громоздились сложенные друг на друга десятки нарт и саней. Новоприбывших встречал дружный лай. Собаки были всюду: дрались, играли, прогуливались вокруг костров, где их хозяева готовили еду.

По упряжкам и жилищам Элгар насчитал, что в лагере собралось не меньше сотни человек. Столько людей одновременно он прежде никогда не видел. Неподалеку от яранг, на участке очищенной от снега и выровненной земли группа мужчин играла в мяч. Сшитый из лоскутов кожи комок подскакивал в воздух под возбужденные возгласы игроков. На другом конце стоянки проводили воинские состязания. Лучники расстреливали тупыми стрелами человека, одетого в панцирь с крыльями. Тот ловко принимал и отражал ими летящие в голову стрелы. Элгар смотрел на него с восхищением. Не было недостатка и в желающих померяться силой на копьях. Гости, не принимающие участия в соревнованиях, собирались возле костров, чтобы поделиться новостями, некоторые танцевали, другие играли на варганах, извлекая из них протяжные и жалобные звуки.