Ирина Шевченко - Осторожно, женское фэнтези. Книга вторая

— А ваши люди? — спросил Оливер. Они переговаривались, как будто забыли обо мне.

— Мои говорят, что Вульф это был. Отклонений не заметили. Но время — не больше пяти минут. Если качественная маска: слепок ауры, кровь, личные вещи… Скажу, чтобы поработали с ним, как следует. Менталистов подключу, пусть вспоминает, где и с кем пересекался, что терял, царапины, кровь из носа…

Мне это было неинтересно. Промелькнула мысль, о том, как измучают Саймона полицейские спецы, выжимая нужную информацию, но в голове надолго не задержалась. Он же Стальной Волк, а ментальные щупы — это не больнее прямого в челюсть.

— Простите, если я уже не нужна, можно мне…

— Элизабет, мне кажется, вам не нужно…

— Вам кажется, милорд, — перебила я ректора, так же, как он не позволил договорить мне. Посмотрела на Крейга: — Инспектор, вы обещали.

Тот вздохнул по-стариковски, подставил руку:

— Раз обещал, пойдем. А ты, милорд, за старшего пока побудь.

— Я и так тут за старшего, — горько прозвучало в ответ. — К сожалению.

Пока шли, Крейг не проронил ни слова. Может, чувствовал все же свою вину за случившееся. Может, думал, пытаясь вычислить библиотекаря.

У меня думать не получалось.

— Там он, — полицейский кивнул на закрытую дверь, перед которой мы остановились. — Только ты уж не плачь, постарайся. При нем не надо, не любит он этого. А выйдешь, тогда уж…

Сам он не зашел. Сказал, что был уже и после еще заглянет, а слишком часто или постоянно там сидеть — тяжко.

Правильное слово.

Мне тоже было тяжко. И тем докторам и сестрам, что находились в хирургической палате, где на высокой кровати лежал, по плечи накрытый простыней их заведующий.

Дышал. Тяжело, редко, но дышал.

Грудь вздымалась неровно.

Глаза закрыты.

Лицо не бледное даже — серое, словно запыленное. Но не каменное. Пока еще…

— Мисс Аштон, — доктор Кленси, увидел меня, заступил дорогу. — Вам нельзя здесь находиться.

— Почему?

— Это…

— Кленси! — знакомый хриплый голос заставил вздрогнуть не только меня и любителя поить чаем мертвых котят, но и всех, кто был рядом. — Выйдите. И остальные… кроме Бет…

— Но, доктор Грин, я…

— Во-первых, я пока еще тут главный. Во-вторых… — он сипло закашлялся, но все же закончил: — Уважайте желание умирающего, что ли…

Не знаю, какой из доводов подействовал, но и минуты не прошло, как в палате не осталось никого, кроме нас с Эдвардом. С Эдом. Теперь я могла его так называть. Пусть пока еще и не вслух.

— Бет, вы здесь? — глаз он не открыл, возможно, не мог, но голову с трудом повернул.

— Здесь, — приблизилась. Провела пальцами по щеке, надеясь, что мое прикосновение сотрет пыльный налет, но чуда не произошло.

— Наверное, я вас… скомпрометировал, когда выгнал всех, чтобы остаться с вами наедине.

— Не страшно, — я погладила его по волосам, убирая упавшие на лоб пряди. — Вы — достойный человек, вам можно.

— Бэт, я… умираю, кажется…

— Нет! — я затрясла головой. Выполнить просьбу инспектора и не заплакать с каждой секундой становилось все сложнее.

— Да. Так иногда бывает…

— Нет! Даже не думайте! Слышите? Даже не думайте! Вы у меня еще поживете!

— У вас? — на посеревших губах появилась знакомая усмешка. — Нет, Бэт, нет… Кто мне позволит жить в женском общежитии?

— Вы…

— Невыносим. Невозможен. Я помню. Но это ненадолго, потерпите…

— Не смейте так говорить, — всхлипнула я.

— Это правда, Бет. Я всегда говорю правду… почти всегда. А они не говорят… Василиск, да? На вас защита от ядов, но если это что-то экзотическое… Я подумал: василиск, гидра или мисайский гриб — редкие, но достать можно. А мне вводят антикоагулянты, разжижают кровь… значит, василиск. Я прав?

— Да, — сказала я коротко, чтобы он не услышал в моем голосе слез.

— Значит, голова работает… Вы понимаете… понимаете, что все, что я скажу дальше, тоже не предсмертный бред. А я скажу…

— Не нужно…

Он усмехнулся снова:

— Все еще убегаете, мышка моя?

— Нет. Не хочу, чтобы так…

— Думаете, я хочу? Но это… это скромная просьба. Две просьбы. Во-первых, сейчас вы уйдете. Уйдете и не вернетесь в эту палату, пока все не кончится. Не вернетесь, даже если вам скажут, что я хочу вас видеть. Я боюсь, что не до конца буду в здравом уме и… Видеть вас я все равно не могу. Глаза уже… Не приходите. Обещайте, что не придете.

— Нет…

— Обещайте, Бет. Давайте простимся сейчас, как… как друзья…

— Друзья? — мне уже не плакать хотелось — выть в голос.

— Да. Друзья. И вторая моя просьба, как к другу… Пойдите в мой кабинет. Там должно быть открыто. В верхнем ящике стола… мой ежедневник… Заберите его. Выбросьте, сожгите… Или оставьте себе, если хотите. Только чтобы он не попал в чужие руки. Там не рабочее… не только рабочее, но мне бы не хотелось…

— Рисунки, — улыбнулась я сквозь слезы. — Я видела. Извините.

С нежностью погладила его по щеке и закусила губу до боли, поняв, что он не чувствует уже моих прикосновений.

Но говорит еще. Улыбается, хоть и заметно, каких усилий ему это стоит.

— Видели? И как?

— Красиво. Эльфы. Эльфийки. Едино…

Я осеклась на полуслове. Сглотнула комом стоявшие в горле слезы. Вдохнула глубоко.

— Единорог, — проговорила осторожно, боясь спугнуть блеснувшую впереди робкую надежду. — Единорог, доктор. Вы говорили, что его кровь — абсолютное противоядие. Значит…

Он едва заметно покачал головой:

— Забудьте, Бет. Никто не позволит…

— Только не умирайте, — приказала я ему, с силой сжав в ладонях серое холодное лицо. — Дождитесь меня, хорошо? Я быстро. Обещаю.

— Бет…

Я не слышала, что он говорил мне в след. Гораздо важнее, что он скажет, когда я вернусь. И что скажу ему я.

Если я не кинулась бежать со всех ног, то только потому, что добираться в эльфийское посольство бегом было бы слишком долго. Но и портальной сетью я воспользоваться не могла. Нужно было найти проводника из старших магов. Любого.

Первым в коридоре мне встретился Крейг.

Я вцепилась в его рукав мертвой хваткой и поволокла к выходу, попутно объясняя свой нехитрый план. В глазах полицейского, сейчас ни капельки не косивших, вспыхнула было радость надежды, но очень быстро потухла. Потому что эльфы. Законы, правила, дипломатические отношения и прочая внешняя политика.

— Нужно хотя бы попытаться, — сказала я убежденно. — Я сама поговорю с лордом Эрентвиллем, как частное лицо. Никаких вмешательств в международную политику. Не можем же мы просто сидеть и ждать, пока он умрет?

То ли инспектор не хотел сидеть и ждать, то ли, посмотрев на меня, решил действовать по принципу «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало», но согласился меня провести, и через минуту — я даже за верхней одеждой не стала заходить — мы стояли у ворот посольства.