Ирина Шевченко - Осторожно, женское фэнтези. Книга вторая

После чего с чувством выполненного долга зашла в общежитие, переоделась к тренировке и отправилась сообщать Саймону, как рад он будет завтра вечером.

Боевик и без меня был счастлив: с утра ходил под впечатлением от подписи Последнего Дракона. Бубнил с мальчишеской обидой, что лучше бы тот ему план семинаров подписал, и грозился, если ректор отважится снова его вызвать, жестоко отомстить за навязанный факультатив. На известие о грядущем ужине отреагировал спокойнее и обещал позаботиться о том, чтобы я не оказалась в неловком положении. Мне следовало бы поинтересоваться, что именно он собирается сделать, но в мыслях было… непонятно что в мыслях было, и даже час на ринге не помог привести их в порядок.

А вечером в нашей комнате Мэг устроила грандиозную примерку, выбирая, в чем пойти завтра на лекцию доктора Э. Грина, и мне советовала поступить так же, чтобы не ударить в грязь лицом перед девицами со старших курсов и «зарвавшимися первогодками», а еще предупредила, что разбудит с утра на час раньше. А может, и на два — потому что нужно успеть занять лучшие места в аудитории.

Я подумала, что мир сошел с ума — не все же себя в этом обвинять? — посоветовала подруге обратиться за помощью с выбором образа к Сибил и демонстративно улеглась спать. Получилось ли у меня сразу же уснуть — другой вопрос.

То, что лекция доктора Грина на целительском факультете — событие неординарное, я поняла уже по реакции Мэг, но истинные масштабы значимости сего мероприятия оценила лишь на следующее утро.

Маргарита, как и грозилась, разбудила меня в несусветную рань и погнала в ванную. После умывания решила вдруг, что я слишком бледная, и порывалась нарисовать мне здоровый румянец, а заодно «подчеркнуть глаза». Смирившись с тем, что ее благие намерения не нашли должного отклика в моей душе, и ничего себе подчеркивать я не позволю, переключилась на наряды. Сломать мне ребра корсетом ей не удалось, хотя она честно старалась, после чего долго бурчала из-за моего нежелания надеть «приличное платье», словно в том, что я выбрала — скромном и неброском — было что-то неприличное. Затем хотела украсить мою прическу какими-то крашеными перьями, но, потерпев очередное фиаско, махнула рукой и заявила, что лучше прийти на лекцию в компании бледной моли, чем опоздать.

Вторую порцию упреков я выслушала, когда выяснилось, что мы все-таки опоздали. До начала лекции оставалось не меньше часа, но первые ряды в большой полукруглой аудитории уже заняли разряженные, словно на премьеру в столичном театре, девицы, на фоне которых я, и правда, гляделась бледно, о чем мне и было сообщено десятком пренебрежительных взоров и дружным, прямо таки лошадиным фырканьем. Я смутилась напоказ и воспользовалась случаем забиться на галерку. Мэг ворчала и норовила ткнуть локтем в бок, но стоически последовала за мной.

Место я выбрала в дальнем углу верхнего ряда, откуда прекрасно просматривался быстро наполняющийся слушателями зал. Лекция, исходя из темы, предназначалась для будущих фармацевтов, но, как я поняла, были тут и студенты других специальностей, обоих полов. Парней я мысленно разделила на две категории: те, что пришли ради знаний, и те, что явились порисоваться перед девицами. Намерения девиц определить было сложнее. Некоторые — это бросалось в глаза сразу — пришли ради тех же парней: внепрограммные лекции, собирающие студентов разных курсов — удобный случай произвести впечатление на красавчика, с которым пару раз столкнулась в коридорах корпуса. Другие… Ну, наверное, кому-то действительно была интересна лекция. А кому-то и лектор…

Когда Грин вошел, по забитой под завязку и оттого душной аудитории пробежал ветерок, поднятый хлопающими ресничками, а на лицах некоторых слушательниц проступили черты незабвенной Белинды Лемон. Да-да, восторг и немое обожание, глаза навыкате и приоткрытые рты… жаль, что не лето — и муха не залетит…

Зато я определилась с классификацией прекрасной половины представленного тут студенчества: «кокетки» — те, что продолжали строить глазки парням, «заучки» — которые принялись конспектировать речь доктора уже со слова «здравствуйте», и «белинды». Было еще несколько нейтрально настроенных девушек, вроде меня, и с десяток таких, как Мэг, успешно сочетавших в себе признаки всех трех типов.

Что до самого Грина, он к лекции тоже подготовился. Принарядился — не так, конечно, как к обеду в компании лорда Эрентвилля, но и не в повседневном пиджачке заявился, надел длинный двубортный сюртук с высоким воротником, галстук повязал. Причесался, побрился. Наодеколонился еще, небось. Что у нас там для особых случаев? Мандарин, лайм и бергамот — свежий, чуть резковатый цитрусовый аромат с тягучим мускусно-древесным шлейфом… м-да…

Нет, по-прежнему не красавец, но, как заметила однажды леди Каролайн, интересный мужчина. Особенно издали. И без обычных своих недовольных гримас и кособоких усмешек. Но, тем не менее, маловероятно, что народ набился в аудиторию только затем, чтобы лицезреть светило местной медицины при полном параде.

Светило небрежно швырнуло на кафедру тоненькую папочку, откашлялось, поправило галстук и начало говорить. Последние сомнения отпали тут же — не лицезреть, определенно.

В отличие от той же леди Пенелопы Грин не совмещал работу в лечебнице с преподавательской деятельностью, и, как выяснилось совершенно зря. Или не зря, если думать о пациентах, которые в противном случае лишились бы внимания опытного доктора. Но читал он… Даже не читал в прямом смысле — папка так и лежала на кафедре. А Грин рассказывал. Я забыла, как точно называлась тема лекции, что-то о современных фармацевтических технологиях и древней рецептуре, и рассказ Грина, полностью этой теме соответствовал, но в этом рассказе не было привычной учительской сухости и отстраненности: самые скучные факты доктор мешал с сопутствующими научным событиям курьезами, каждое прозвучавшее имя снабжал краткой биографической справкой, отчего серьезные ученые мужи и дамы, знакомые студентам по учебникам, представали перед ними обычными людьми, почти такими же, как они, а может быть, и совершенно такими же, и многие из присутствующих, наверное, уже поставили себя мысленно в один ряд с изобретателями вакцин и чудодейственных лекарств. Чем дольше он говорил, тем реже и тише шушукались на рядах, парни все меньше уделяли внимания сидевшим рядом красавицам, красавицы почти не смотрели на парней, и даже на лицах тех, кого я окрестила «белиндами» появилась искренняя заинтересованность. Конечно, если не конспектировать, как это делали «заучки», рассказ, каким бы интересным он ни был, со временем забудется, но я, хоть и взяла с собой тетрадь, даже не открыла ее. Просто слушала. Смотрела на лектора и на то, какую реакцию вызывает его речь у слушателей. С самого начала лекция не была монологом — Грин будто бы приглашал присутствующих к диалогу, но, пока никто не решался, сам задавал себе вопросы и сам же отвечал на них. Естественно, что рано или поздно кто-то из студентов отважился бы подать голос.