Наталья Васильева - Черная Книга Арды

Менестрель протянул руку, и в его ладонь легла брошь — кленовый листок из камня с мягко мерцающей каплей росы. Дайолен вздрогнул, глаза его заволокла туманная влажная дымка. Несколько мгновений, казалось, он хотел сказать что-то, но только тихо коснулся рукой струн.

Он пел, глядя куда-то поверх головы правителя, и все ниже опускал голову эльф. Человек говорил — Учитель, не называя имени; человек именовал Людьми тех, кого знали как Эльфов Тьмы, Черных Эльфов, отступников. И плакала лютня, и высокая скорбь была в словах, и полынным серебром звенела мелодия…

Долго молчал правитель, а потом молвил:

— Этого не может быть… но песня не лжет…

Новый голос хлестнул, как плеть:

— Прислужник Врага! Как ты смеешь… как смеешь петь такое!

Эльф выступил из тени. Он был одет по-иному: в доспехах, опоясан мечом, чью рукоять стиснули сейчас пальцы, унизанные драгоценными перстнями.

Взгляд менестреля остановился на лице говорившего.

— Прости, я не сразу увидел тебя, нолдо, — с легкой усмешкой сказал человек.

— Лжец! Морготово отродье!

Дайолен вздрогнул, как от удара, но голос его звучал спокойно:

— Я говорю правду, и ты знаешь это. Иначе мои слова не разгневали бы тебя, нолдо.

— Я загоню их тебе обратно в глотку, смертный!

Андар вскочил и схватился за меч, заслонив собой менестреля. И тогда заговорил правитель. Тихий голос его прозвучал властно и сурово:

— Ты, нолдо, и ты, мальчик, — вложите оружие в ножны. Умерь свой гнев, воитель: пока еще я властвую здесь, и никто не поднимет меча на моих гостей — таков закон гостеприимства. Не заставляй меня жалеть о том, что тебе позволили оставить при себе меч.

Нолдо резко развернулся и вышел из зала. Правитель проводил его долгим взглядом:

— Странны песни Смертных… Верно, слово ранит больнее клинка… Горько слушать тебя, менестрель… и все же — пой. Я хочу слышать, хочу знать. Пой, я прошу тебя.

И снова запел Дайолен — о том, чего не мог видеть, о том, что услышал в биении Звезды. И правитель сидел, впившись в виски пальцами, а потом еле слышно прошептал:

— Не надо… Не надо больше… Больно…

Звенящая тишина повисла в маленьком зале. Правитель беспомощно смотрел в глаза менестрелю, и голос его прошелестел, как осенняя листва:

— Мне нечем одарить тебя… да, кажется, ты и не взял бы дара: твои песни выше всех даров… Прими хотя бы это…

Бесшумно подошел к менестрелю слуга и, поклонившись. подал ему резной деревянный кубок, оправленный в серебро:

— Правитель посылает тебе эту чашу, менестрель.

Дайолен поднял глаза на эльфа и протянул руку. Рука замерла в воздухе — как-то беспомощно.

— Что же ты? — начал было правитель. И вдруг осекся. — Ты… ты не видишь?

Горькая улыбка тронула губы Дайолена:

— Я слеп от рождения, правитель.

— Но как же…

— Глаза — я вижу. Больше ничего.

Андар осторожно принял у эльфа кубок и положил на него руку Дайолена. Менестрель поднялся:

— Пью за тебя, правитель!..

Эльф в простых темных одеждах подошел бесшумно и сел рядом.

— Менестрель.

— Да?..

— Я хотел просить тебя спеть мне.

— О чем ты хочешь услышать? — Дайолен выглядел задумчивым. — О заповедных лесах Дориата? О государе Элу Тинголе и его королеве Мелиан? Или о королевне Лютиэнь, прекраснейшей из Бессмертных?

— Да! — порывисто ответил эльф — и тут же вскинул на Дайолена удивленный взгляд. — Но как ты…

— Ты Синда, и, судя по выговору, из Дориата.

— Ты так хорошо знаешь языки Элдин? Откуда? Впрочем, нет, потом; пой.

— Хорошо, — у менестреля была странная улыбка. — Только я буду петь по-другому. Не так, как рассказывают у вас.

— Это все равно.

…Только один раз эльф не смог сдержать тяжелого вздоха.

— Странная песня…

Теперь Дайолен смотрел ему в лицо — очень серьезно и печально.

— Откуда вы там, на Севере, знаете это?

— Но ведь они пришли именно к нам, — так же серьезно ответил менестрель. — Я не думал, что ты дослушаешь до конца.

— Теперь уже все равно. Кто тебе это рассказал?

Дайолен не ответил.

— Я хотел бы спеть тебе еще одну песню, — и, не дожидаясь согласия, запел:

Из сумрака Севера вновь в колдовские леса

Вернулась твоя звезда, о Даэрон.

В вечерней тени звенят соловьев голоса -

Умолкла твоя весна, о Даэрон…

Цветы и звезды в венок вплетай,

Как сердце, бьется пламя свечей…

Прощай, любовь моя, прощай,

О Лютиэнь Тинувиэль…

Как под ноги — сердце, ты песню бросаешь свою -

Последнюю песню, о Даэрон.

Легенды слагают о птицах, что лишь перед смертью поют, -

Но смерть не излечит тебя, о Даэрон.

Полынью песню в венок вплетай,

Горчит на губах золотистый хмель -

Прощай, любовь моя, прощай,

О Лютиэнь Тинувиэль.

Зачем тебе пить эту чашу до дна?

Вино золотое горчит, как вина,

Шуршат, как осенние листья, слова,

И сломана флейта — но песня жива:

Прощай, любовь моя, прощай,

О Лютиэнь Тинувиэль…

Зачем тебе пить эту чашу до дна?

Два озера боли на бледном лице,

А звезды — как камни в Железном Венце,

И память не смоет морская волна,

И в темных одеждах — как скорбная тень -

Один лишь венка из цветов не надел…

Прощай, любовь моя, прощай,

О Лютиэнь Тинувиэль.

И в светлой земле, что не ведает зла,

Истает ли тень, что на сердце легла?

Исчезнет ли боль, что — как в сердце игла…

Прощай, любовь моя, прощай,

О Лютиэнь Тинувиэль…

И жжет предвиденье, как яд:

Тебе — уйти на путь Людей,

Но пусть еще — последний взгляд…

Поет безумный менестрель:

Прощай, моя звезда-печаль,

Прощай, любовь моя, прощай,

О Лютиэнь Тинувиэль…

— …Прости, Дайрон.

— Как ты узнал?..

— Слушал и слышал.

— Нет, не это… Сейчас — как?

— Глаза. А еще — когда ты слушал. Ты споешь?

— Я не пел… с тех пор. Откуда ты узнал о флейте?

Дайолен пожал плечами:

— Не знаю… Мне так показалось.

— Хочешь знать, как это было?

— … Ты споешь еще, Дайрон ?

Менестрель поднял взгляд на короля. Он один здесь был в темных одеждах — ни одного драгоценного камня, ни даже тонкой нити серебра.

— Нет, король, — ответ прозвучал твердо, почти жестко. Он стоял очень прямо, стиснув флейту в побелевших руках. — Я больше не стану петь.

Он не сказал — никогда, но это было больше чем отказ, и все почувствовали это.

— Кто возьмет флейту мою ?

Дайрон почти надменно оглядел собравшихся. Никто не шелохнулся.

— Ну что ж, да будет так.

Резко хрустнуло ломающееся дерево.

— Я больше не стану петь, король.

Он коротко поклонился — почти кивнул — Элу и Мелиан и низко склонил голову перед Лютиэнь. Ей показалось — он что-то еще хотел сказать ей, но промолчал и стремительно вышел…