Руслан Шабельник - Песнь шаира или хроники Ахдада

И когда я увидел это, я оторопел, и мой ум смутился от охватившей его радости. И я взял слиток и перевернул его и, взяв напильник, обточил слиток, и увидел, что это чистое золото высшей ценности. И мой ум улетел, и я был ошеломлён и склонился к руке персиянина, чтобы её поцеловать, но тот не дал мне, а сказал:

- Возьми этот слиток, пойди на рынок, продай его и получи его цену поскорее, и не разговаривай.

И я пошёл на рынок и отдал слиток посреднику, и тот взял его и потёр и увидел, что это чистое золото. И ворота цены открыли десятью тысячами дирхемов, и купцы стали набавлять, и посредник продал слиток за пятнадцать тысяч дирхемов, и я получил его цену. И я пошёл домой и рассказал матери обо всем, что сделал.

Но мать стала надо мной смеяться и воскликнула:

- Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! - и умолкла, затаив досаду.

А я взял по своей глупости ступку и пошёл с нею к персиянину, который сидел в лавке, и поставил её перед ним.

- О дитя моё, что ты хочешь делать с этой ступкой? - спросил старик.

- Мы положим её в огонь и сделаем из неё золотые слитки.

И персиянин засмеялся и воскликнул:

- О сын мой, бесноватый ты, что ли, чтобы выносить на рынок два слитка в один и ют же день! Разве ты не знаешь, что люди нас заподозрят и пропадут наши души? О дитя моё, когда я научу тебя этому искусству, не применяй его чаще, чем один раз в год, - этого хватит тебе от года до года.

- Ты прав, о господин мой, - сказал я и сел в лавке и поставил плавильник и бросил уголь в огонь.

Тогда персиянин спросил меня:

- О дитя моё, что ты хочешь?

- Научи меня этому искусству!

И персиянин засмеялся и воскликнул:

- Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Ты, о сын мой, малоумен и совсем не годишься для этого искусства. Разве кто нибудь в жизни учится этому искусству на перекрёстке дороги или на рынках? Если мы займёмся им в этом месте, люди скажут на нас: "Они делают алхимию". И услышат про нас судьи, и пропадут наши души. Если ты хочешь, о дитя моё, научиться этому искусству, пойдём со мной ко мне в дом.

И я поднялся и запер лавку и отправился с персиянином. И когда я шёл по дороге, то вдруг вспомнил слова своей матери и стал строить в душе тысячу расчётов. И я остановился и склонил голову к земле на некоторое время, и персиянин обернулся и, увидев, что я стою, засмеялся и воскликнул:

- Бесноватый ты, что ли? Я затаил для тебя в сердце благо, а ты считаешь, что я буду тебе вредить! Если ты боишься, я пойду с тобою к тебе домой и научу тебя там.

- Будет так, - ответил я.

И персиянин сказал:

- Иди впереди меня!

И я пошёл впереди него, а персиянин шёл сзади, пока мы оба не дошли до моего жилища. И я вошёл в дом и нашёл свою мать, и рассказал о приходе персиянина (а персиянин стоял у ворот), и она убрала для нас дом и привела его в порядок и, покончив с этим делом, ушла. И тогда я позволил персиянину войти, и тот вошёл, а я взял в руку блюдо и пошёл с ним на рынок, чтобы принести в нем чего нибудь поесть. И принеся еду и, поставив её перед персиянином, сказал:

- Ешь, о господин мой, чтобы были между нами хлеб и соль. Аллах великий отомстит тому, кто обманывает хлеб и соль.

И персиянин ответил:

- Ты прав, о сын мой, кто знает цену хлеба и соли!

И мы ели, пока не насытились, а затем персиянин сказал:

- Да воздаст тебе Аллах благом, о дитя моё! С подобным тебе водят люди дружбу, открывают свои тайны и учат тому, что полезно! О Хасан, принеси инструменты.

И я не верил этим словам, и побежал, точно жеребёнок, несущийся по весеннему лугу, и пришёл в лавку и взял инструменты и вернулся и положил их перед персиянином. И персиянин вынул бумажный свёрток и сказал:

- О Хасан, клянусь хлебом и солью, если бы ты не был мне дороже сына, я бы не показал тебе этого искусства, так как у меня не осталось эликсира, кроме того, что в этом свёртке. Но смотри внимательно, когда я буду составлять зелья и класть их перед тобой. И знай, о дитя моё, о Хасан, что ты будешь класть на каждые десять ритлей меди полдрахмы того, что в этой бумажке, и тогда станут эти десять ритлей золотом, чистым и беспримесным.

И я взял бумажку и увидел в ней знакомый желтый порошок, и спросил:

- О господин, как это называется, где его находят, и что станется, когда он закончится?

И персиянин засмеялся и сказал:

- О Хасан, ты стал моим сыном и сделался мне дороже души и денег, и я вижу, что не ошибся в своем выборе, ты мудр не по годам и мысли твои достигают дальше завтрашнего дня. Знай же, порошок этот добывается из травы, что растет только на одной горе, местоположение которой известно мне одному.

И я был захвачен видом волшебного порошка и воскликнул:

- Я твой слуга, и все, что ты со мной сделаешь, будет сохранено у Аллаха великого, только укажи мне место, где находится эта гора!

Тогда персиянин ответил:

- Завтра приходи на пристань, и мы отправимся с тобой к этой горе.

4.

Начало рассказа четвертого узника

Даже не знаю, чем развлечь столь высокое собрание. И хоть по положению я купец, клянусь - и Аллах в том свидетель - в моей жизни случалось мало событий достойных внимания. Особенно, внимания в тот час, когда злой рок в образе одноглазого чудища распростер над нами свои когтистые лапы. Однако, одна история, приключившаяся с вашим покорным слугой на заре его юности, а именно - двадцать весен назад, хоть и не надолго, но - смею надеяться - скрасит мучительные часы ожидания неминуемой смерти. А в том, что она неминуема нет сомнения, ибо все мы приходим в этот мир по милости Аллаха всевидящего и всезнающего, и так же покидаем его в строго отмерянный срок.

И всякое дело, какое только не замыслит человек, должно совершать во имя того, кто положил начало всему сущему. Вот почему и я, раз уж мне выпал жребий продолжить наши собеседования, намерен поведать вам одно из его поразительных деяний, дабы мы, услышав о таковом, положились на него, как на нечто незыблемое, и вечно славили его имя.

Как известно, все временное преходяще и смертно; и оно само, и то, что его окружает, полно грусти, печали и тяготы и всечасным подвергается опасностям, которые нас неминуемо подстерегли бы и которых мы, в сей временной жизни пребывающие и составляющие ее часть, не властны были бы предотвратить и избежать, когда бы Аллах по великой своей милости не посылал нам сил и не наделил нас прозорливостью. Не следует думать, будто милость эту мы заслужили, - нет, Аллах ниспосылает ее нам, потому что он всеблаг.

То, что я сейчас скажу, может сойти за небылицу, и когда бы этому не было множества свидетелей, и когда бы я сам этого не наблюдал, ни за что бы я этому не поверил, даже если б узнал из достоверного источника, и, уж конечно, не стал бы о том рассказывать.