Антон Кильдяшев - Дворяне и ведьмы (СИ)

Хол проходил мимо, а все шарахались от него как от прокажённого. Река давила чем ближе он подходил, а гадалка расположилась в самом конце ряда. Посетителей там почти не было, почему-то все обходили это место стороной. Время от времени к ней в шатёр забегала какая-нибудь молоденькая девушка с подружками и вскоре выходили наружу, красные и смеющиеся. "Шарлатанка", - думал Хол, но всё равно шёл.

Внутри он нашёл полузнакомую женщину, которую он порой видел на улице. От ведьмы на ней был только наряд - какое-то тряпьё вперемешку с куриными лапками, верёвками и сухими листьями. Воняло чем-то ядрёным, от чего гадалка была весёлой, красной и круглой.

Она не была ведьмой, и Хол убрался оттуда сразу же, как только зашёл.

- Даже не попросишь погадать? - Джинна это развеселило. - Теряешь, возможно, единственный шанс в жизни! Когда ещё ты сможешь узнать своё будущее?

- Я хотел ведьму.

Чёрт странно замолк. Холу на глаза попался один из горящих столбов, когда проходил мимо него. Наверху висела клетка, а в ней находилось что-то обугленное. С удивлением Хол узнал в ней птицу. На мгновение его это заворожило - зачем им сжигать птиц? Быстро посчитав горящие под небом точки он обнаружил их тринадцать штук.

- Это твоё желание? - Нарушил молчание джинн. - Хочешь ли ты призвать ведьму?

- Нет. Ты же знаешь, что нет.

Хол спросил Тоноака о птицах сразу же, как вернулся на постоялый двор. Раб задумчиво глядел на огни - так, словно понимал зачем это всё нужно.

- Мостовые люди приносят Змее в жертву мёртвую плоть, живую кровь и ветер, чтобы он дал реке скорость добраться до Океана. Они верят, что сжигая птиц высоко на шестах смогут поймать в их прах ветер.

Хол лизнул палец и поднял вверх. Огоньки на столбах тоже не колебались.

- Ветра нет. - Заключил он. - Как они собрались ловить его в прах?

- Не знаю, хозяин. Об этих людях я почти ничего не знаю.

"Но явно больше меня", - подметил про себя Хол. Если подумать, то наёмник и не пытался этого исправить. Он, как и его раб большую часть дня проводил без дела, но запертый в своей комнате. Тоноак же слонялся без дела по постоялому двору и порой разговаривал с постояльцами.

- Зачем они кормят реку трупами? - Вспомнил он глядя на тринадцать огоньков змей, что питались мертвечиной и обладали человеческими головами.

- Верят, что в Океане их ждёт новая жизнь.

- А кровь, стало быть, нужна для воскрешения. - Кивнул Хол и зевнул. Пожалуй, он слишком часто спал эти несколько недель. - Ты же из земель у подножий, верно? Видел вновь живых мостовых людей?

- Нет. - Коротко ответил раб. - Я не слышал о таком.

Разговор не шёл, и Хол отправился наверх.

- Развеселился? - Лукаво спрашивал джинн. - Развеялся? Думаешь, что всё не так уж и плохо?

И ударил в печень и сердце. Хол скривился, но продолжил идти. "Я научился не обращать на это внимания", - повторил он про себя. Одной лишь боли недостаточно, чтобы испортить ему настроение.

- Брось, Хол. Тьма - твоя доля. Вспомни тех, кто умрёт от твоей руки и забудь о светлых чувствах.

Мимо вниз по лестнице пробежала Надья с горой грязного тряпья в руках. Она торопилась сменить постели на чистые, пока постояльцы не вернулись с праздника.

- Я не собираюсь её убивать.

- Но убьёшь. - Ухмыльнулся джинн.

"Резаки при мне", - пощупал их на всякий случай Хол, - "Она не могла их тронуть". Под громкий смех чёрта Хол кинулся в свою комнату. Минуя постель без простыни он остановился у шкафа и попытался вспомнить, в каком положении оставил дверцу когда уходил. Кажется, приоткрытой - а сейчас предмет мебели был плотно закрыт.

- Любопытство сгубит её. - Шепнул джинн. - И жадность! А тебя, Хол - упрямство. Почему бы тебе не убраться из этого города? Тут ты точно станешь убийцей.

- Меня не смогли убить дракон, минотавр и рогатый жнец. - Перебил Хол. - Ты надеешься, что сможешь?

- Но змеи почти тебя достали.

- Почти. Всегда почти. Тысячи раз случались эти "почти", а я всё ещё жив и здоров, в отличие от тех, кто пытались меня убить. Сколько хозяев ты пережил, джинн? А я пережил схваток ещё больше.

- Я не пытаюсь тебя убить, Холстейн. Вспомни, что я твоё отражение, и никогда больше этого не забывай. Во мне нет зла - оно в вас, людях. Желания, что вы загадываете идут из сердца. А за ними, за добром для вас, идёт зло, как тень следует за светом. Не я убиваю - хозяева делают это сами, раскрывая свои желания, самые чистые и самые грязные всему миру.

Этой ночью Холу вновь снились сны. Он тренировался в саду с отцовым мечом, а братья показывали пальцами и смеялись. До боли он стискивал кулаки, желая отрезать этим болванам всё, что выпирает. Они были недостойны этого меча - ни старший, которого Шестак мог бы побить, доведись им сразиться, ни младшие, один из которых чурается вида крови. Все они его боялись - и потому пытались делать вид, что не воспринимают всерьёз. Сколько раз Шестак бросал вызов Боромеру, и столько же раз ему отказывали.

"Малявка". Вот и всё, что говорили ему. И смеялись хором - они никогда не оставались с ним наедине.

Небо в тот день было грузным. Шестак стащил меч у спящего отца и побежал в поле - тренироваться у старого и засохшего, перекрученного дерева. Подальше от дома и братьев, чтобы не мешали. Но они нашли его и избили впятером. Боромер затем забрал меч и отнёс отцу.

А Шестака подвесили на ветку. Он барахтался, сучил ногами, пытался вывернуться из одежды, но всё бестолку. Крики его никого не достигали, и, казалось, все забыли о Шестаке. К вечеру его так никто и не нашёл - а затем пошёл ливень.

Собрав все силы в кулак мальчик смог раскачаться и уцепиться за ветку, а затем вытащить одежду из цепких деревянных лап. Шестак успел промокнуть до нитки, да и не смог бы дойти до дома под таким проливным дождём. Он сел под деревом, дававшим какой-никакой уют.

Вспышка.

Шестак оказался в поле, потерявшийся, обожжённый и мокрый. Он то полз, то шёл в какую-то сторону, всё время сбивался и никак не мог собраться с мыслями. В конце концов он так устал, что перспектива спать в грязи и под дождём казалась заманчивой.

Но он пересилил себя. Чем дальше Шестак шёл, тем больше понимал, что находится где-то не там. На краю сознания он видел пылающее под дождём дерево, но понять где оно никак не мог. А земля под ногами не была похожа на поле, да и высокой пшеницы вокруг не было. Камни, грязь, торчащие из неё кости - он точно попал куда-то не туда.

Прямо перед ним едва различимая в темноте зияла пропасть в земле. Пещера. "Хоть какое-то укрытие", - думал Шестак тогда, и залез внутрь. Здесь и обитал тот чёрт. Шестак не знал, сколько он орал от боли и о помощи. Первая никак не уходила, застилая разум, а вторая никак не приходила, сводя с ума.

И он возненавидел. Всех, кого знал, желая растерзать их на части. Мысли о том, как на мёртвых глазах братьев застынет ужас, как их кровь и внутренности прольются на землю, как Шестак станет их пожирать и выть на звёздное небо никогда больше его не покидали.