Мария Рубан - Человек с глазами (СИ)

- Ты куда? - спросила Алеся, еле сдерживая слезы.

- Домой.

- Статуэтку забери! - сказал Родион вдогонку.

- Себе оставьте, - холодно бросила девочка и хлопнула дверью.

Алеся вопросительно смотрела на мужа и не могла понять, чем вызвана ярость Настасьи, ведь последняя работа Родиона была самой прекрасной из тех, что он когда-либо делал.

- Ты превзошел самого себя, - девушка взяла в руки статуэтку. - Шесть миров в одной фигурке. Почему ей не понравилось?

- Потому что она не видит.

- Как? Ты же говорил, что она видела, как качалось дерево.

- Значит это была случайность.

Алеся вертела в руках куб размером двадцать на двадцать сантиметров, на каждой его плоскости разместился объемный мир. Первую сторону заселили персонажи славянской мифологии, вторую наполнили англо-саксонские и германо-скандинавские мифические боги и существа, третья принадлежала созданиям из мифов восточной и юго-восточной Азии, четвертую освоили представители арабских мифов, пятую разделили между собой боги ацтеков и инков, шестая сторона досталась существам из африканской мифологии. Объекты и персонажи каждой плоскости хорошо просматривались не вооруженным глазом, но если рассматривать их под лупой, то можно было увидеть мифологию каждого народа в мельчайших деталях. Под увеличительным стеклом миры оживали, становились многогранными и красочными, но всего этого Настасья не заметила, она видела лишь стеклянный цветной куб и решила, что стеклодув посмеялся над ней.

- Подарю сыну, когда подрастет, - Родион взял куб из рук жены, поставил его углом на специальную подставку и унес в гостиную, где определили ему место на полке длинного стеллажа. В доме стеклодува это была первая и единственная статуэтка, за все время работы в мастерской он ни разу не вылепил фигурку для себя или Алеси.

15 глава

Последние три месяца беременности Алеси выпали на осень, время, когда в воздухе преобладают меланхоличные настроения, щедро приправленные тоской и печалью. Однако Алеся не умирала вместе с природой, как это часто бывало, наоборот она была энергична и подвижна, и постоянно чем-нибудь занимала себя: вязала пинетки, шапочки и кофточки, скупала в магазинах товары для младенцев, обустраивала детский уголок. Обратной стороной бурной кипучей деятельности стало пошатнувшееся мировоззрение. Раньше убеждения Алеси сводились к тому, что рождения ребенка -- это лишь функция, заложенная природой для продолжения человеческого рода, она не понимала мамаш, которые зацикливались на своем потомстве, забывали все на свете и отказывались от прежних стремлений, всецело, посвящая жизнь чаду. "Дети - это не собственность, - рассуждала Алеся до беременности, - они не принадлежат родителям, даже если появились на свет благодаря им. Рано или поздно они уходят из дома, есть конечно исключения, но в целом задача мам и пап воспитать независимого, самодостаточного человека, раскрыть его таланты и отпустить в мир. И при этом не забыть о своих талантах, в жизни каждого есть призвание, только одни слышат его, а другие нет, и тогда ищут заменители: нелюбимая работа, поклонение своим детям, алкоголь, игры...". Но на седьмом месяце мысли Алеси все чаще сводились к одной: жить ради ребенка.

Родион легкомысленно относился к переменам во взглядах жены и полагал, что все это временно, он где-то слышал, что беременные женщины часто чудят и это нормально. Скачущие гормоны, частая смена настроений, серьезные изменение в организме и прочие "симптомы" беременности, вылепливают из привычных женщин новых немного странных особ.

Последний месяц дался Алесе тяжелее предыдущих восьми. Все в доме казалось ей неправильным. Обыденность с каждым днем сильнее засасывала и отдаляла от привычного мира, в котором Родион теперь остался совсем один. При чем сама Алеся никаких изменений в себе не замечала, только чувствовала постоянное раздражение и недовольство своей жизнью. Страшная правда открылась в день уборки, когда она, вытирая пыль с полок, подняла стеклянный куб и лишь чудом фигурка осталась в девичьих руках и не встретила звонкую смерть на полу. Ужас, как острая игла кольнул в самое сердце, и нижнее белье намокло.

- Родион, воды отошли! - она аккуратно поставила куб на место, но не сказала мужу, что больше не видит в статуэтке мифологических существ и богов разных народов мира, только шесть цветных поверхностей, соединенных между собой гранями. "Вот значит, что видела Настасья... ничего..." - подумала Алеся и быстро вытерла подступившие слезы рукавом халата.

- Что уже?! - прибежал ошарашенный Рубан из спальни.

- Вызывай такси! Я пойду переоденусь и сумку возьму, - Алеся нервничала и смотрела себе под ноги, избегая прямых взглядов Родиона.

"Когда это случилось? Почему я ничего не увидела?" - спрашивала себя девушка в предродовой палате корчась от боли. Схватки накатывали все чаще и тянулись все дольше, но приближающиеся роды не пугали Алесю и не причиняли тех разрушающих страданий, которые причиняла утрата способности видеть больше других, некогда связывающая ее и Родиона в одно идеальное целое. Алеся боялась своей слепотой отпугнуть любимого, боялась, что теперь только забота о сыне станет единственной причиной, по которой они будут вместе в ближайшие двадцать лет, боялась, что они уже никогда не найдут общий язык и не поймут друг друга. В отрешенном и потерянном состоянии, она провела сутки с лишним и даже не поняла, чего от нее хотят, когда на кормление принесли сына.

Соседки по палате не раз пытались завести с Алесей разговор, но она игнорировала их, такое пренебрежительное отношение новоиспеченные мамочки не могли снесите и сдружились против нее. Алеся вообще ни с кем не разговаривала, в том числе и с медперсоналом. Общение с врачами и сестрами было исключительно односторонним, они говорили, что делать, а она бездумно выполняла их требования. Внутри Алеси росла разъедающая пустота, она забрала эмоции, уничтожила связь с внешним миром, и даже за новорожденным сыном она ухаживала так, словно не родная мать, а чужая тетка. Алеся кормила, пеленала, качала младенца, но не испытывала того, что принято называть: "радостью материнства", она вообще ничего не испытывала.

Каждый вечер Родион приходил к роддому и громко звал Алесю, девушка выглядывала из окна второго этажа, пустыми глазами смотрела на счастливого сияющего мужа и ни разу не улыбнулась ему.

- У тебя все хорошо?! - надрывался Рубан.

Алеся не отвечала ни словом, ни кивком, ни жестом.

- Как сын?! - еще громче орал он, и снова застывшая фигура за стеклом не шевельнулась. Постояв еще минут десять, глядя на безжизненную оболочку жены, Родион прокричал: "Я завтра приду!" и ушел домой.