Мэри Стюарт - День гнева. Принц и паломница

К тому времени, когда Александр достиг ворот, церковный колокол смолк, но привратник действительно был на месте и, с готовностью открыв ворота, указал путнику дорогу к конюшне, за которой, по его словам, лежал странноприимный дом для путников-мужчин. Ужин? Действительно здесь подают ужин. Господину (как стал обращаться к нему монах, взглядом знатока мгновенно оценив дорогую упряжь и блеск золота на поясе и рукояти меча новоприбывшего) подадут в трапезной на нижнем этаже странноприимного дома. Брат Магнус, которому поручена забота о путниках, покажет ему, куда пройти. Ужин подадут сразу по окончании вечерни. Нет сомнений, что господин мой захочет после пойти к повечерию.

«Господин мой» желал только поесть, а потом выпросить постель, но знал, чего ожидают в обители от гостя. К тому же вполне вероятно, что хранители грааля тоже будут присутствовать на службе. Предоставив коня заботам послушника, Александр направил свои стопы к дому гостей Святого Мартина.

Ужинать ему выпало в одиночестве, если не считать пары путников, остановившихся по дороге в Гланнавенту, чтобы сесть там на корабль в Ирландию. Это были иноземцы, говорившие на каком-то иноземном ирландском наречии, так что Александр не смог расспросить их о королевском кортеже, который, надо думать, уже отужинал.

Стол был простой, но сытный: за бульоном последовало густое горячее жаркое со свежеиспеченным хлебом и рыба, приправленная травами. После ужина Александр отправился поглядеть, как устроили его лошадь, и обнаружил, что гнедой стоит в удобном стойле, накрыт одеялом и головой погрузился в полную кормушку. Гнедому выпало делить конюшню с тремя ухоженными рысаками, наверняка принадлежавшими монастырю, и парой упряжек крепких рабочих мулов. И ни следа лошадей королевского кортежа; они были в другой, гостевой конюшне, которую обычно отдавали лошадям гостей, под опекой собственных конюхов и слуг. Места для скакуна молодого господина там не нашлось, как сказал послушник, исполнявший обязанности конюха, но пусть молодой господин не тревожится, о его скакуне позаботятся не хуже, чем о рысаках самого аббата.

Это явно было правдой. Поблагодарив послушника, Александр задал несколько несмелых вопросов о кортеже, но удовлетворительного ответа не получил. Что до тех людей, сказал послушник, ему о них ничего не известно, разве что только об одном — юном мальчике, которого возьмут сюда послушником, он останется здесь после отъезда остальных. Все они — и дама, и те, кто с ней, — ходят на все службы, похоже, народ богобоязненный (богобоязненный? Нимуэ, королева и чародейка?). Так что нет сомнений, если молодой господин намерен стоять повечерие, у него будет случай всех их там увидеть и, может, поговорить с ними по окончании службы. Нет, сам он дар принять не может, но если молодой господин будет так добр оставить что-нибудь в проскомии, Господь благословит этот дар… А вот уже и церковный колокол звонит.

Церковь обители Святого Мартина вполне можно было назвать величественной. — Свет свечей терялся под высоким сводчатым потолком. Запах плавящегося воска смешивался с дымом благовоний, видно было, как этот дым, извиваясь, поднимается к теням над головой. Резная каменная перегородка тончайшей работы отделяла заднюю часть церкви от места, где возносили свои молитвы монахи. За перегородкой находились скамьи для мирян и путников, гостей обители. В просветы каменной резьбы Александр разглядел распятие над высоким алтарем — оно словно плыло в вышине над дымом свечей. Никого из монахов не было видно, но пение их чисто и мощно поднималось к каменным сводам.

И действительно, королевский кортеж был здесь — около дюжины человек наискосок через центральный проход от Александра. Склонив голову в молитве, принц то и дело бросал в их сторону косые взгляды над сплетенными пальцами, пытаясь рассмотреть важных господ.

Во-первых, сама дама, королева, чародейка, богобоязненная или безбожная; вот она стоит на коленях, такая притворно скромная под тяжелой вуалью. Одеяние ее было насыщенного красно-коричневого тона, а поверх него с плеч ниспадал коричневый плащ, на случай внезапного холода, каким может потянуть даже летним вечером в возведенной из камня церкви. Он углядел случайно вынырнувшее из складок плаща узкое, закованное в золото запястье и блеск сапфиров на сложенных в молитве руках. Вуаль и плащ скрывали все остальное.

Подле нее преклонил колени пожилой человек, чье благородное морщинистое лицо было запрокинуто к алтарю, а глаза закрыты в стремлении к Господу. Одет он был строго, но серая ткань его туники была богатой, а распятие в худых, когда-то сильных руках было серебряным и блестевшие в нем красным камни вполне могли бы быть рубинами. За стариком Александр едва-едва мог разглядеть маленькую, почти детскую фигурку в простой длинной робе и плаще, почти монашеских. Это, очевидно, мальчик, предназначенный в послушники. По другую руку от мальчика молился священник. Остальные мужчины и женщины, коленопреклоненные в нескольких шагах дальше к выходу, были, по всей видимости, слугами.

Наконец богослужение завершилось. Повисла долгая тишина, потом послышалось шарканье ног за перегородкой — это по одному выходили монахи. Дама, вставая, помогла подняться старику. — И вот они и мальчик между ними покидают церковь. За ними двинулась остальная их свита, Александр пристроился в хвосте.

На паперти вновь минута промедления, наконец начинают расходиться. Дама постояла пару минут, разговаривая с двумя женщинами из процессии — очевидно, своими придворными дамами. Александр ожидал увидеть, как она прощается со стариком и уходит вместе с дамами к женскому странноприимному дому, но когда наконец она повернулась уходить, она все еще держала старика за руку и пошла к внушительному зданию сразу позади церкви, надо думать, к дому самого аббата. Разумеется, особа столь важная, как Нимуэ, остановится там, а не с простыми путниками… За дамой последовала одна из ее женщин, другая повернула к странноприимному дому. Священник вместе с мальчиком уже исчезли за дверцей, ведшей в основное монастырское здание. Еще один мальчик, на сей раз в одеянии пажа, подбежал поговорить со стариком, потом, будучи отпущен, последовал за остальными мужчинами. Но шел он медленно, то и дело мешкая, как будто ему не хотелось, как это обычно бывает с детьми такого возраста, чтобы его так рано отправляли в постель.

Александр поспешил следом за пажом, нагнав его в нескольких ярдах от двери странноприимного дома.

— Слишком уж хорошая выдалась ночь, чтобы отправляться спать в такой ранний час, как по-твоему? Скажи, здесь закрывают двери на ночь, стоит всем гостям войти внутрь?