Сергей Шведов - Белые волки Перуна

Ярополк поднял на Блуда глаза, и из этих глаз неожиданно пыхнул огонь:

- А может, коли не ушёл бы Великий князь, то и киевляне не открыли бы ворота?

- Про это раньше думать надо было, князь, - развёл руками Блуд. - Теперь не о великом столе следует заботиться, а о собственных головах.

- О своей ты, Мечислав, больше печёшься, чем о моей, - усмехнулся Ярополк, но глаза его уже успели погаснуть.

- Так ведь больше о ней печалиться некому, - передёрнул плечами боярин. - Мы с тобой, княж Ярополк, связаны одной верёвочкой. Коли останешься ты врагом Владимира, то и мне в Киеве не сносить головы, а коли помиришься с Владимиром то и за меня замолвишь слово. От Турова до Киева путь неблизкий, но коли посчитать с умом, то окажется он короче, чем от Родни. Перун капризный бог и не всё время будет потакать Владимиру.

Молчат старшие княжьи дружинники, внимая боярину Блуду, даже Одинец молчит. Поняли все, что для войны с Владимиром сил нет, а коли уезжать из Родни, то в Туров, а не метаться по чужим землям, где ещё неведомо как встретят.

- Не верь боярину, князь Ярополк, - крикнул Вилюга. - У него по сей час сидят посланцы Владимира и думают, как извести тебя.

От такого Вилюгиного охальства боярин Блуд едва не лишился речи, а стоявшие вокруг князя мечники злобно загудели и засверкали глазами. Лишь Ярополк мягко улыбнулся боярину:

- Что скажешь нам, Мечислав, в своё оправдание?

- Так я того посланца ни от чьих глаз не прячу, - нашёлся Блуд. - И не Владимиром он послан, а боярами Ставром и Хабаром, которые хотят всё миром уладить меж тобой и твоим братом. А, всё остальное зависит от тебя князь Ярополк, лить кровь или договориться ладом.

- Не ходи, князь, - снова встрял Вилюга. - Не даст тебе Владимир княжества Туровского, а казнит во славу Перуна, как это он уже сотворил с боярином Привалом, и с князем Рогволдом.

Пригрел боярин Блуд змеюку на груди. И как проглядел чужое коварство, ума не приложить. Сверлил Блуд бешеными глазами неслуха, а с того как с гуся вода. Да что же это делается на белом свете, коли мечник начнёт ближнего боярина лаять не потребно.

- И князь Рогволд, и воевода Привал воевали с Владимиром, а князь Ярополк ушёл добром из Киева, капли крови не сронив - за что его казнить, дурья твоя голова?

Произвели эти слова Блуда впечатление на Ярополка или нет, судить трудно, а вот на мечников произвели, даже смурной Одинец кивнул головой. Что ни говори, а разумно всё рассудил боярин Мечислав. Большой крови между Ярополком и Владимиром не было, а потому вполне они могут договориться. Все-таки сыновья одного отца, оба Рюрикова рода. А мечник Вилюга городит что-то уж совсем непотребное. Коли поднимет князь Владимир руку на приехавшего с миром Ярополка, то люди никогда не простят ему этой смерти. И Перун не одобрит братоубийства в отцовских палатах. Oб этом от имени дружины князю сказал Одинец. И ещё сказал смурной воевода, что мириться с Владимиром или воевать, решать самому Ярополку, но в словах боярина Мечислава есть своя правда, и князь это должен учесть.

Блуд, опасавшийся отпора с этой стороны, вздохнул с облегчением. А с Вилюги он ещё три шкуры снимет за срамные слова. Ведь едва под лютую смерть не подвёл своего боярина. Добро ещё, что хватило у Блуда ума вывернуться, помянув Ставра и Хабара, а то взлютовал бы Ярополк, у которого ныне не поймёшь, что творится в голове.

А Ярополк молчал, и в этом молчании не согласие было, а обречённость. И Вилюга вдруг понял, что этого человека уже не спасти. Кто-то там, неведомо где, уже вынес ему свой приговор, и дело остаётся за малым - привести его в исполнение. Всё, что дано было свершить ему в этой жизни, Ярополк свершил, а на большее сил у него уже нет. И никакие слова Вилюги его участь изменить не могли, а потому и не стал больше спорить мечник с боярином Блудом, смирился с неизбежным.

И даже когда в доме Гостяты набросились на него десять верных боярских псов, он им противиться не стал, а просто принял всё как есть, как неизбежное возмездие за попытку вмешаться в дела давно решённые и не подлежащие отмене. Боярин Блуд долго топтал Вилюгу ногами и брызгал слюной. Совсем ополоумел боярин от перенесённого страха и от той неизвестности, что ждала его впереди, а потому и вымещал свою неуверенность на взбунтовавшемся мечнике. Перунов ближник Бакуня только посмеивался, глядя на Вилюгины муки. Истязали мечника в подвале Гостятиного дома, наглухо прикрыв двери, дабы крики неслуха не долетали до чужих ушей. Но Вилюга не кричал вовсе, во всяком случае, не слышал своих криков, а слышал только громкое шипение, вырывающееся из заросшего шерстью Блудова рта:

- Изничтожу до смерти, шкуру спущу?

А потом из других уст прозвучало твёрдое слово:

- Хватит.

И это слово было достаточно весомым для того, чтобы витени Блудовых прихвостней перестали взлетать над Вилюгиной спиной.

- Не та вина, чтобы забивать до смерти, - сказал Ладомир, спокойно глядя на боярина Блуда.

А Бакуня ощерил свои редкие зубы и рассыпался дребезжащим смешком:

- Пусть живет мечник. А князю Ярополку никто уже помочь не в силах, ни человек, ни бог.

Для Владимира нурманской ропот не явился неожиданностью - ждали они богатой добычи от разорения Киева, а всё закончилось миром да ладом. Ярл Скат в глаза князю не говорил ничего, но его дружинники поругивали Владимира уже открыто, упрекая в слабости. Хуже всего, что к словам нурманов стала прислушиваться и старшина чудская, и старшина кривецкая, и старшина новгородская, не говоря уже о простых ратниках, которые то и дело задирали киевлян. Откровенных грабежей пока не было, но к этому шло - войско не может долго пребывать в бездействии, не понимая целей своего князя. А положение Владимира было хлипким, то ли сел на великий стол, то ли не сел. Чтобы стать Великим князем, мало меды хлебать в чужом тереме. Если старшина ропщет, то, значит, не боится, чувствует зависимость князя. И Владимир действительно зависим от войска, которое внесло его в киевские ворота на щитах. И от киевской старшины он тоже зависим, она открыла ему ворота, а могла и не открыть. Чем дольше будет тянуться противостояние Владимира с Ярополком, тем больше будет его зависимость и от ближних бояр, и от простых мечников.

А сейчас у Владимира нет прав даже на Ярополкову ложницу, и по-прежнему спит там чужой женой белотелая Всеслава, в окружении мамок и нянек, как напоминание о том, что даже в киевском Детинце новый Великий князь не во всём хозяин. А если не хозяин, то, может, и не Великий князь?

От этих мыслей Владимиру стало жарко. Поднялся он с пуховиков и долго пил из серебряной ендовы фряжское вино. Пил так долго и жадно, что пролилось вино на белое полотно рубахи красными пятнами. Пятна эти на кровь похожи, но только похожи, потому что пролить вино много проще. Особенно человеку слабому.