Владимир Журавлев - Неудачная реинкарнация

– Да.

– А! О… а мы думали, ты не работаешь, потому что… а ты…

– Коня во двор затащите, – посоветовал он. – Там же эпсар коня срубил. Что-то можно использовать, шкуру там, мясо сторожевым собакам насолить-навялить…

– О! Ага! – сказали братья и ломанулись на улицу.

Он добавил в сумку еды, угрюмо проверил у коня сбрую, подтянул стремена. Отец наблюдал с тихим недоумением. В их хозяйстве коней сроду не было. Зачем, собственно? Ослы для перевозок больше подходят. Так что не мог Эре знать, как управляться с конем. Но вот – управлялся.

– Эре, а ты, собственно, кто? – негромко спросил отец.

– Я-то? – удивился он вопросу. – Так сын же твой! Что, не признаешь?

– Ну, допустим, не мой! – ухмыльнулся отец. – Ялинька моя по молодости где-то нагуляла, то все знают. Божится, что от эльфа! Да я не про то… Знаешь ты много, чему не учили! Как это, э? Или подменыш?

– Да? – Он задумался ненадолго. – Ну, можно сказать и так. В каком-то смысле.

– Я бы подмену заметил, – убежденно сказал отец.

– Ты и заметил, – рассеянно согласился он. – Еще когда задницу мне мыл, все удивлялся… помнишь?

– Я-то помню, – задумчиво проговорил отец. – Но и ты помнишь. А это странно.

– Это противно, а не странно! – честно сказал он и взлетел в седло.

Для первого раза получилось… В общем, получилось, и это главное. Но сразу стало понятно, что поездка обернется сущей пыткой. Память – это, конечно, помогает, но тело не тренировано на конную поездку, и с этим ничего не поделать.

– Я еще вернусь, – предупредил он. – Но на всякий случай… Попробуй договориться с горными мастерами насчет фаянса. Долю им пообещай. Разумную. Пусть твой товар через свои лавки реализуют.

– Не получится, – вздохнул отец. – Я уж всякое думал… Горные мастера в свои дела никого не пускают. Ни за какие доли.

– Понятно, – кивнул он. – Им монополия выгоднее, да и забот меньше. Тогда подкупи продавцов. Пусть твою работу под видом горной продают. Это получится. Продавцы за хорошую долю мать родную продадут.

– Да кто ж так делает? – замялся отец. – Незаконно это…

– Все так делают! – отрезал Эре. – По закону жить невозможно! В империи – невозможно! В империях специально такие законы, чтоб по ним невозможно было жить. Чиновникам удобнее, когда любого можно считать за преступника. Тогда они на себе обязательств перед народом не чувствуют. Всё. Я поехал, у меня времени в обрез.

– Куда?

– Меня изгнали из деревни, – напомнил он. – Я – птица вольная.

– Отцу знать не положено?

– Лучше не знать, – твердо сказал он и тронул коня. – Тогда и отвечать не придется, если спросят. А спросят обязательно, я в этом мире уже наследил… и прошло-то ведь всего два дня! А что дальше будет?! Творче, я таки подозреваю, это твои происки! Что, думаешь, если ты нигде, тебя и взять не за что?! Или ты вообще не думаешь?

Отец посмотрел на сына, злобно грозящего небу, вздохнул и ушел к жене. А сын мгновенно успокоился, подумал – и поехал не к калитке, а вниз по саду, к шумящей реке. Конь – не ишак, его в мутную воду можно загнать. Поддать хорошенько – сразу пойдет…

За рекой он переждал в камышах, пока полицейский отряд втянется в деревню, и спокойно затрюхал в степь.

Где находилось кочевье, он не знал, зато отлично представлял логику поступков степняков. Сам таким бывал.

Ну а стойбище… оно должно быть часах в двух хорошей езды на коне. Ближе – могут заметить имперские латники, а дальше… тогда степнякам было бы лень ехать за девками. Он успел хорошо разглядеть похитителей. Голодранцы и пьянь. Им бы терпения не хватило скакать больше двух часов. По той же причине стойбище должно быть у реки. Ну а река здесь одна – Ирча. Собственно, если б степь не была такой холмистой, степняков можно было бы отследить с любого тополя в деревне. Но – холмы, и немаленькие… Ничего страшного. Надо просто подъехать ближе, забраться на обзорный холм, дождаться темноты – и посмотреть, где в степи жгут много костров. Это же степняки, а не диверсионная группа. То есть жены, дети и скот при них. А такую орду не спрячешь.

До темноты было далеко. Так что он ехал не спеша, поглядывал на дальние холмы – а вдруг они не такая уж пьянь и выставили дозорного, хотя бы одного? Нет, не выставили… Странно, как у них самих всех девок не поворовали? Или поворовали, потому и полезли в деревню? Или там такие девки, что рука не потянется воровать?

Он ехал, дремал и думал. А что еще делать в степи? Изгиб подножия холма, как плавный поворот мысли…

– Тема сегодняшнего классного часа – интернациональное воспитание, – наставительно сказала классная руководительница.

Класс сидел непривычно тихо. Еще бы! На задней парте громоздилась каменно неподвижная фигура директрисы. А рядом – оба завуча. И еще какая-то незнакомая тетка, тоже каменно неподвижная. Значит – из инстанций.

Классные злодеи заинтересованно поглядывали на Вовочку. Понимали, что начальство явилось из-за него. Так что поглядывали, смотрели, как он себя держит под прицелом. Сравнивали со своим поведением в подобной ситуации.

Классная руководительница рассказывала об интернационализме гладко, как по писаному. Почему, кстати, «как»? Она и рассказывала по писаному. То есть – читала доклад. Это семиклассникам-то. Что еще надо, чтоб возненавидеть классные часы? Правильно, больше ничего. А что оставалось делать бедной Марьванне? Начальство же! Получается, работала она не для детей, а для начальства. А школьницей, наверно, говорила высокие фразы о благородстве будущей профессии, жизнь отдать делу воспитания подрастающего поколения… Тьфу, слова-то какие дубовые! Ничего она не говорила! Просто в педвуз конкурс маленький, а отпуск у учителей большой – и всегда летом. Да еще каникулы, когда можно не работать. Да еще если и на уроках не учить, а так, проводить уроки – всю жизнь можно проползти, не напрягаясь, блин…

– И вот что мы видим? – сказала Марьванна обреченно. – В то время как интернациональные отношения как никогда стоят во главе угла… наш товарищ допускает дикие выходки, порочащие честь школы, честь класса!

Девчонки привычно заулыбались. У них как-то слово честь ассоциировалось с другим – и не только у них… Учительница загасила веселье предупреждающим взглядом.

– Да, Марьванна! – возопил он покаянно. – Да я только за интернационализм! Да если рядом со мной будет сидеть моя ровесница с солнечной Ямайки, прямо как она есть, прямо вот в юбке из пальмовых листочков – я же только за! У нас же такие товарищеские отношения завяжутся!

– Переписчиков, тебе слова никто не давал! – рявкнуло с задних парт.

Ну и зря рявкали. Его сейчас можно было остановить только танком – а голос он на всякий случай давно поставил, так что и не заглушить.