Варвара Мадоши - Драконье Солнце

Федерико и Стар явились навестить больного в моем лице ближе к вечеру. Федерико был пьян в стельку, Стар — слегка нетрезв, но соображал хорошо.

— Привет, о торгующий с богами! Что, доторговался?! — Федерико заорал это мне еще с порога, и Стар ощутимо вздрогнул… пришлось мне успокаивающе махнуть рукой. Нашего гостеприимного художника мы в детали вчерашнего инцидента не посвящали: прозвище «торгующий с богами» появилось давным-давно, когда я при Федерико торговался с храмом Хаурвата за составление мунданного гороскопа.

— я махнул рукой.

Федерико расхохотался и бесцеремонно уселся на край кровати — пришлось срочно ноги сдвигать, а то раздавил бы, ей-богу!

— Вот за то я тебя и люблю! У тебя всегда есть что сказать…

«Даже если это не мои слова», — мог бы добавить я, но промолчал.

— Признавайся, почему без оружия вышел? — спросил Федерико. — А если бы твой друг не успел?

— Федерико, дорогой вы мой, выучите же наконец мое имя! — Стар вальяжно развалился на том самом стульчике, который недавно занимала Вия… вальяжно развалиться на стульчике без спинки довольно трудно, но ему удавалось. — Мы с вами третий час за упокой души пьем, а вы все путаетесь. Стар! Стар, один слог! В крайнем случае Астериск.

— Обелиск?… — Федерико наморщил лоб.

— Вот так каждый раз! — Стар махнул рукой. — При чем тут памятники?…

— Постойте, а за чей упокой вы, собственно, пили? — спросил я, ибо возникло у меня некоторое нехорошее подозрение.

— За твой, чей же еще! — произнес Федерико с неестественным весельем. — Хочешь, присоединяйся! — и извлек из-за пазухи плоскую флягу.

Я прикрыл глаза и откинулся на подушку. Смеяться сил уже не было, а очень хотелось. Только, боюсь, смех бы вышел несколько саркастический. Так что я просто произнес, мельков подумав, что почему-то от усталости я всегда начинаю читать стихи, и надо с этим как-то бороться:

От этих слов даже Федерико, кажется, слегка протрезвел.

— Ты о ком это? — спросил он с некоторым подозрением. — Надеюсь… об этом… Ахура-Мазде, да?…

— О нем, о нем, — произнес Стар с нехорошей улыбочкой. — Чтоб ему икнулось.

Федерико ощутимо побледнел.

— Так вы что же это… — он сглотнул. — Ладно, господа, если что, я…

— Ничего… — сказал я. — На самом деле ничего. Федерико, друг мой… может ли быть, что ты слишком устал?… Переволновался и перебрал… Я и мои друзья доставили тебе столько неудобств… Может быть, ты хочешь пойти и прилечь?…

— Да, пожалуй… — Федерико поднялся. — Да…

Он медленно пошел к двери. Выходя из нее, он только беспомощно произнес.

— Надеюсь, это был действительно Ахура-Мазда.

Страх Федерико мне было отлично понятен. Говорить о сотворении и творце — запреты страшнейшие. Еще пару-тройку веков назад за само упоминание могли испепелить. Вот просто так прямо взять, громом среди ясного неба, и… нет, сейчас уже другое. Боги слишком заняты борьбой с наводнением, чтобы слышать нас.

Когда Федерико вышел, мы со Старом некоторое время просто в упор смотрели друг на друга.

Потом он спросил:

— Что ты собираешься делать теперь?

— А Вия тебе не сказала? — я снова попытался пожать плечами, и снова горько раскаялся в своей попытке. — Мы едем с тобой к Хендриксону.

— Вы? — он приподнял бровь.

— А, так она совсем с тобой не говорила… Мы женимся.

— О! — Стар выглядел просто-таки пораженным. — А… с чего вдруг?!

— Так сложилось. Можешь считать, судьба.

— Чем я убедил тебя? — спросил он. — Ты сказал, что ждешь какого-то убеждения. Мы за этим в Медину и пришли… Но я ведь ничего не сделал!

— Это смотря с чьей точки зрения, — фыркнул я. — И вообще, с чего ты решил, что я с самого начала не намеревался помочь тебе?…

— То есть как это с самого начала?! А все эти разговоры про убийство…

Я помахал левой рукой, давая понять, что это был блеф и вообще не стоит принимать всерьез.

— Мы с тобой так и не договорили, — сказал я. — Про планы Хендриксона. Ну вот… и еще нам надо кое о чем поговорить. Например, что такое бог. И как ты убил бога этой ночью.

Стар вздрогнул.

— Так я все-таки его убил?… Я ничего…

— Убил, — кивнул я. — Я все видел. Он растаял в воздухе. Боги просто так в воздухе не тают. Если бы он не умер, а ушел, он бы точно нас обоих разнес. И еще полгорода вдобавок, случись вдруг в плохом настроении. Воху-Ману уничтожили. И там, наверху, не знаю, кто и почему. Думают, что я, наверное… если они знали про заказ Воху-Маны. Про тебя они вообще ни сном ни духом.

— Но как я его?! — взвыл Стар. — Я бы еще понял, если бы я своего бога выпустил! Так не выпускал! Я его удержал, представляешь?

— Представляю, — кивнул я.

— Так ты поэтому идешь со мной?… Потому что я смог одолеть бога?… Ты считаешь, что теперь мы с Хендриксоном справимся с богами?

— Боги рано или поздно падут, — я снова попытался пожать плечами, и на сей раз попытка оказалась не такой болезненной, как с утра. — Кто такой бог?… Это управитель энергетических процессов. Они изгнали тех, кто был здесь раньше, завладели потоками… а потоки их не слушаются. Рано или поздно они исчезнут сами. Они ведь уже не те, что раньше. Когда-то, говорят, Зевс и Воху-Мана и впрямь были мудрыми, а Кшатра-Варья и Ра — справедливыми. Прошли те времена. Они и миром не управляют. Справиться не могут. Попытались сначала — не вышло. Теперь запрещают только. Даже собственные страны формировать под себя не выходит. Нет, их победить не так сложно. Вопрос в другом…

Я устало потер лоб, поглядел на Стара, ждущего продолжения моей путаной речи с терпеливым выражением лица, и добавил:

— Проблема в людях. Ты вот богам мстишь. А чего хочет Хендриксон?

Стар ответил сразу и прямо, отлично поняв вопрос.

— Он тоже мстит. Во-первых, мой отец был его лучшим другом. Во-вторых, на всей его семье лежит проклятье. Несколько поколений назад их прокляла Спента-Армаити. В их роду дети обязательно ненавидят родителей и наоборот. Хендриксон всю молодость враждовал со своим отцом, чего не смог этого простить богам. Теперь у него дочь… Пока она еще совсем маленькая, и никакой ненависти к нему не испытывает, равно как и наоборот. Но тут как говорится… все впереди, — Стар хмыкнул. — Когда Хендриксон повстречал миледи Аннабель, и она рассказала ему о Настоящем Боге, он решил, что хватит терпеть.

— Потрясающе… — я вздохнул. — Нет бы смириться и потерпеть немного… В конце концов, жизнь довольно быстро кончается.