Варвара Мадоши - Укротители Быка

А Стар успел перехватить руку неудачливого убийцы, и вывернуть ее, и…

Юноша рванулся прочь, не то ломая, не то насмерть вывихивая собственную руку, одновременно ударил коленом в пах — Стар знать не знал, что кто-то способен порвать собственные мышцы и поэтому не ждал подобного — и кинулся прочь, из зала.

Нет! Не из зала! К одному из этих высоких стрельчатых окон, забранных не слюдой, а невероятно дорогими стеклянными пластинками в мелкой сетчатой раме. Он рванулся прямо на эту раму, по которой Стар задумчиво водил пальцем несколькими мгновениями ранее, и ударил по ней всем телом.

Юноша был ниже Стар, легче сложением — он просто не мог весить столько, он просто не мог суметь — и все-таки рама прогнулась, и вылетела наружу, а юноша вывалился за ней. В короткий, бессодержательный полет до брусничной мостовой площади перед Ратушей.

Стар не успел к подоконнику первым — сказался удачный пинок убийцы. Однако потом он все-таки добрался туда, растолкал удивленных донельзя гостей… и увидел то, что и должен был увидеть, — погнутую решетку выбитой рамы, серебристые брызги разбитого стекла и… и никакого тела. Как не было.

Не то встал и убежал — а что, если уж себе руку вывихнул, лишь бы вывернуться, запросто способен — не то исчез. Не то и вовсе не было никого, так, блажь переутомленного рассудка. Как-то подозрительно это попахивает божественным вмешательством… но неужели боги могут видеть его сейчас?!

Надо будет потом обязательно поблагодарить этих очаровательных красавиц. Если бы не они, Стар бы наверняка отпил из кубка…

— Это как понимать? — Первый Кормчий Лазарио, хозяин бала, задел Стара плечом, кривя полные губы. — Господин посол, эт-то что такое?..

— Вы видели этого юношу? — настойчиво произнес Стар. Сейчас ему важнее всего было выяснить, видел ли кто-то, кроме него, парнишку. Потому что одно дело видения — а другое дело сверхъестественное.

— Этого смазливого юнца с бурдюком? — Первый Кормчий Лазарио скривил губу. — Вольно же вам хватать посреди пира моих собственных слуг, посол! И что, он потом выпрыгнул в окно? А где тело?

— Понятия не имею, господин Первый Кормчий! — Стар подозрительно посмотрел на свой бокал. — сдается мне, я слишком много выпил.

Снизу, за много кварталов от Дворца, небо видится совсем другим. Оно не чуть светлее — оно много светлее угловатых краев крыш, похожих на челюсти, готовые сомкнуться. Улицы в этой части Мигарота шире, ибо моложе, однако же не настолько широкие, чтобы двум повозкам разъехаться, не сцепившись бортами. А еще на небе праздничные звезды, занавешенные невесомыми кисеями пронизанных лунным светом облаков… Самой луны, тонкого жертвенного серпика, отсюда не видно, она пока низко поднялась над горизонтом.

Райн заставил себя опустить голову и глубоко вдохнул. Ночь в Мигароте пахнет вишневой корой. Их тут очень много — кряжистые, узловатые деревья, тенистые настолько, что на черной, ухоженной земле под ними не растет травы. Ветки их обрезают так, чтобы они не лезли в окна домов, но кроны все равно на редкость густые и пышные. Дикие вишни так не разрастаются. Но в их тени ночью темнее, чем в лесу.

Откуда их тут так много? Надо будет потом спросить.

На соседней улице закричал ночной сторож, во всю профессиональную мощь луженой глотки оповещая добрых горожан, что бояться им некого и нечего.

— Поспешим, — сказал проводник Райна, человек мессира Галлиани. — Нужно успеть до второй стражи.

— Прошу прощения, — улыбнулся Райн. Аллоцо Магиари не был ему ровней, всего лишь секретарь и охранник — он равным образом владел пером и шпагой. Однако всегда проще соблюдать вежливость. — Кажется, я задумался.

— Ночью трудно идти быстро. Мне следовало взять фонарь… Прошу прощения за неудобства, маэстро.

— Все в порядке.

— Я бы рекомендовал вам держаться на стороже. Я попытаюсь защитить вас, но тут никогда не знаешь….

Райн не ответил, хотя мог бы сказать: «О, я настороже, мой добрый проводник, еще как настороже!» Ему показалось, что неподалеку что-то шевельнулось в тени возле дома, он вгляделся туда — и упустил момент… Нет, просто побитого вида бродячая собака с поджатым хвостом. Быстро метнулась поперек улицы и пролезла куда-то под крыльцо.

Они нырнули в щель между домами — там оказалась узкая щербатая лестница, убегавшая куда-то вверх. Здесь было светлее — лунный свет косо падал на стену.

Поднявшись на холм, они оказались на уровне крыш. Наверное, когда-то здесь стояло большое здание, господствующее над окрестностями… точно, с той стороны холма до сих пор виднелись другие ступени, широкие. Сейчас их уже наполовину застроили какими-то лачужками — места в городе вечно не хватает. А до самой вершины вездесущие обыватели почему-то еще не добрались, и покореженные останки фундамента — выглядели они так, как будто их пожевало не только время, но и кто-то куда более злобный, — лежали под лунным светом удивительно недобрыми.

— Святилище Кевгестармеля, — полушепотом пояснил проводник.

Райн напрягся. «Дом Марса наверху», вот оно. И покинутость, и предвестница катастрофы… Так ведь тоже можно понимать…

— Здесь не может быть воровской засады? — спросил Райн Магиари как будто из чистого любопытство; нужно было слушать очень внимательно, чтобы услышать в обыденном тоне астролога нечто иное.

— Нет, что вы, — хмыкнул Алоццо. — Где угодно, только не тут. Мы в городе не любим это место, обходим его десятой дорогой. Но так гораздо быстрее. Сегодня для нас скорость — главное.

Говорил он по-прежнему шепотом.

— Кевгестармель мертв уже двадцать с лишним лет, — заметил Райн.

— Что такое двадцать лет для богов? — в ответ произнес Магиари.

— И все-таки я советую вам насторожиться, — заметил Райн таким же обыденным тоном. — Будет засада. Думаю, вот за тем вот обломком стены… да-да, именно этим. Похож на волнорез, поставленный стоймя.

Алоццо Магиари посмотрел на астролога с некоторым недоумением: очевидно, он никогда не видел волнорезы.

— Там же негде спрятаться, — сказал он.

Райн пожал плечами. Такое бывало уже и раньше — он просто знал. Он мог не знать раньше, анализируя рассыпающиеся таблицы или разбираясь в собственных каракулях, которые к исходу ночи становились особенно неудобочитаемыми. Однако когда приходило то само время — единственное нужное время, когда можно было что-то изменить, — он чувствовал это. Звезды подсказывали?.. Или просто опыт, плачевный опыт человека, под чьими пальцами уже не раз ткань времен послушно скручивалась в жгут, а порою неловко рвалась, растаскивая по клочьям чужие жизни.

— Засада будет, — сказал Райн. — Их пятеро, чтобы наверняка. Люди Альмаресов.