Екатерина Оленева - Невеста для Мрака (СИ)

— Как страшно-то, Двуликие! Кстати, напомни-ка, великий государь, какие это такие неуважительные слова я произнес в адрес нашей единственной леди, которую угораздило попасть в тёплую компанию убеждённых мужеложцев?

— Миарон! — решила напомнить я о себе. — Я хочу увидеть сына. Заканчивайте с вашими мужскими играми быстрее. Отпусти Лэша и давай уйдём.

— Надо же, ты зовёшь любовника своего мужа по имени? Как трогательно! — издевательские протянул оборотень. — Видишь ли, в чём проблема, мой наивный Красный Цветочек, как только я отпущу твоего друга Лэша, твой муж перестанет быть добрым и сговорчивым, и нам с тобой придётся прорываться с боем. А это долго. Лэша-то я отпущу, если ты так хочешь, но позже, — растянул губы Миарон улыбке, обнажившей острые клыки.

Он начал отступать, продолжая удерживать рыжего перед собой живым щитом, зажимая ему голову в жестком локтевом захвате.

— Как можно тебе верить?! — прорычал Сиобрян.

— Можно там или нельзя, — снова с издевкой засмеялся Миарон. — А придётся.

Стражники, было, сделали движение нам помешать, но Дик*Кар*Стал велел им отступить.

Не прошло и пяти минут, как еловые ветки скрыли нас от разъярённых взглядов.

Удивительно дело! Пожар должен был бы распространиться сюда, а не взбираться по горам, но природа в нескольких шагах от пепелища являла поражающую душу целостность.

— Пошёл вон, — резко отбросил от себя маркиза Виттэра оборотень.

Лэш, несколько раз поскользнувшись на жёстком насте, восстановил равновесие. Я видела, как он сделал попытку потянуться за оружием.

Миарон, с его то сверхреакцией, конечно же, тоже не мог пропустить это движение.

Он пригнулся, поманив к себе Рыжего.

— Давай, красавчик. Иди сюда! С радостью размажу тебя по снегу, а то что-то скучно от черно-белых красок. Разбавим их красненьким?

— Уходи, Лэш, — встала я между ними, в примиряющем жесте поднимая руки. — Это только увеличит число жертв. Двуликие видят с небес, их и так не мало.

— Просто королева милосердия, да и только! — деланно восхитился Миарон.

— Возвращайтесь к своему государю, маркиз, — прибавила я, игнорируя реплики оборотня.

Рыжий колебался.

— Иди! — повысила я голос. — Это приказ.

— Нам тоже пора убираться отсюда, Смертоносная Куколка, — сказал Миарон.

Перед тем, как исчезнуть в тёмных, густых еловых зарослях Лэш бросил ненавидящий взгляд на оборотня.

Если бы взгляды могли убивать, Чёрный Кот упал бы замертво. Хотя, иногда мне кажется, что даже взгляд василиска Черный Кот переживёт без последствий.

— Ну что, Красный цветочек? Пойдём и мы?

Миарон подхватил меня на руки.

С следующее мгновение мир закрутился в немыслимой свистопляске.

И выжженный пламенем лес остался позади.

Я была не готова к жёсткому рывку, закружившему мир в немыслимой свистопляске. Уши заложило ветром, глаза закрыла черной пеленой. Когда же все прекратилось, мы очутились в уютной комнате.

Я с удивлением разглядывала алые взметающиеся занавески, порождающие тысячи теней, жаровни, походившие на драгоценные алтари с ароматическими маслами, распространяющие в пространстве удушливые ароматы. По полу в хаотичном порядке были разбросаны низкие лежанки, мягкие коврики с длинным ворсом — нога утопала в них по щиколотку. Было такое впечатление, что Миарон перенёс меня в прошлое, в памятный Дом Летящих Теней.

Переход с морозного, пахнущего пожарной гарью воздуха в колоритную, слишком жарко натопленную комнату, был столь резким, столь контрастным, что мне сделалось дурно. Сознания я не потеряла, просто присела на один из бесчисленных пуфов.

— Где мой сын, Миарон?

Я так боялась услышать в ответ что-нибудь страшное и безнадёжное, что слова почти кровоточили у меня на губах.

— Не хочешь снять шубку? — не глядя на меня проговорил он. — В этой жарко натопленной комнате теплая одежда так же неуместна, как моя нагота в заснеженном лесу.

Скинув шубу на пол, я повторила вопрос:

— Мой сын, Миарон?.. Он жив?

— Разве я когда-нибудь тебе лгал, Красный Цветок? — укоризненно покачал головой оборотень.

— Так дай мне его увидеть, пожалуйста!

— Уймись!

Я испуганно стихла.

Никогда бы не подумала, что дойдёт до такого, но сейчас, прикажи мне Миарон прыгать через верёвочку или в зубах принести брошенную им палку, я бы побежала, как послушная, хорошо выдрессированная собачка. Через верёвочку, по тонкой доске, вплавь — всё, что пожелает.

К счастью для меня, даже его больное воображение не дошло до таких крайностей.

— Я бы предпочёл, чтобы ты сначала отдохнула.

— Я не могу отдыхать, пока не увижу сына! — взорвалась я. — Миарон, если это не попытка в очередной раз помучить меня, покажи мне его. Умоляю!

Мне было плевать, что он сейчас думает о моей слабости и глупой эмоциональности. Мне нужен был мой сын.

— Покажу я тебе твоего младенца, — сдался он. — Иначе ведь ты не уймешься.

Это даже не требовало обсуждений. Так истомленный путник в пустыне не будет рад ни золоту, ни изысканной еде, ни встрече с любимыми — ничему, коль не дать ему воды, способной утолить мучительную жажду. Для меня весь мир сузился до маленького тельца, которое жизненно необходимо было хотя бы увидеть, если не обнять, не ощутить в руках.

Я не сопротивлялась, когда железные руки Миарона канатом обвились вокруг моей талии и увлекли меня в гущу многотысячных прозрачных занавесок.

Колыбель стояла в маленькой комнате, защищенной от малейшего сквозняка. Уютная, круглая, как скорлупа ореха, младенческая кроватка будто источала свет.

— Лейриан!

Миарон удержал меня:

— Тише. Ты же его разбудишь.

— Пусти меня!!!

— Одиффэ, будь благоразумна. И ребёнок, и ты — вы оба нуждаетесь в отдыхе. У вас будет время. На самом деле он теперь весь твой, ведь я-то совсем не рвусь в няньки. Но сейчас давай пока оставим его в покое, дадим ему выспаться, а ты тем временем успокоишься и приведёшь себя в пордок.

— Миарон!..

— Если будешь хорошей девочкой, я сообщу тебе ещё одну хорошую новость.

У оборотней просто колоссальная физическая сила. Они карету одной рукой поднимут, второй в щепки разобьют. Если уж Миарон решил меня держать, я не смогу вырваться. Я сдалась, обмякнув.

— Готова? — ухмыльнулся он, приближая ко мне свои кроваво-алые губы.

Выглядело это так, будто он собирался меня поцеловать, но, Хвала Двуликим, Миарон этого не сделал. Его губы приблизились лишь к моему уху. Голос струящимся шелком потёк вниз по шее, вибрируя в позвоночнике.

Какая ирония, что у этого чудовища голос божественного посланника?

— Я сдержал данное слово, Красный Цветок. Спас обоих. Сына и отца.

Видимо чувства мои столь притупились от пережитого, что радости я не испытала. Просто огромное облегчение, будто с души свалился камень.