Ольга Хожевец - Пламя на воде

- Осторожно, тут корни, не споткнись. Я покажу тебе одно из своих убежищ, оно небольшое, но надежное, там мы сможем зажечь свет - никто не увидит. Тебе не стоит тратить силы на магию, у меня есть свечи. Ну вот, уже почти пришли. Пролезай сюда... Придержи ветку, вот так. Это ниша в стене, камни высыпались, теперь тут почти пещера. Снаружи плющ, а кругом все заросло - иногда я думаю, что здесь можно было бы жить все лето, и никто бы не нашел. Пощупай справа, там есть большой валун, на котором удобно сидеть. Да где эти свечи, пес их забери?

- Не нужно света. - Неожиданно для самого себя попросил Барс.

Но принцесса уже чиркнула кремнем, разжигая масло в плошечке, затеплилась свеча, за ней вторая, третья - Алина привычно расставляла их по выемкам в камнях.

- Это почему еще не нужно? - Деловито спросила она, оборачиваясь и всматриваясь в лицо рыцаря. - Или ты вдруг вздумал стесняться шрамов? Что еще за глупости? Я тебя и в худшем виде видала, если ты не забыл. Впрочем, ты не помнишь, конечно, но рассказать-то тебе должны были. Или ты полагаешь, я тебя за симпатичную внешность люблю?

Алина произнесла это так буднично, между делом, как давным-давно очевидный и всем известный факт, и даже сама не заметила, что сказала, и тут же снова занялась свечами, сосредоточенно борясь с каким-то отсыревшим фитилем, и добавила тем же тоном:

- Между прочим, я принесла твои любимые эклеры. Помнишь, тебе понравились? Вон сверток.

Все шло не так.

Барс понимал, что все идет не так, что с каждым мгновением становится все невозможней сделать то, зачем он сюда пришел, что еще немного - и рухнут все барьеры, сметут сознание, оставив лишь бушующую бурю чувств, трепещущих под ее внимательным взглядом. Он сжал в ладони какой-то попавшийся под руку камешек, сжал так, что тот треснул, рассыпался, раскрошился в пыль, царапая кожу острыми крупинками. Это помогло - не то чтобы прийти в себя, нет, но нащупать жалкие остатки той отрешенности, которую он так тщательно выстраивал в себе, готовясь к разговору, и которая едва не рухнула безвозвратно от одного ее присутствия.

И Алина вдруг испугалась, присела перед ним, ищуще вглядываясь в потемневшее лицо, спросила жалобно:

- Отчего глаза опять отчаянные? Что еще ты себе удумал?

И тут же дотронулась пальцем до его губ, предостерегла:

- Подожди, не говори ничего. Сначала я расскажу, чего мне удалось добиться. Я, кажется, понимаю, о чем ты. Не о чем беспокоиться. Почти все проблемы уже разрешены.

- Мне удалось собрать свидетельства. - Сосредоточенно перечисляла принцесса. - Было нелегко найти всех этих людей, еще труднее разговорить, но мне помогли. Зато теперь у меня есть подборка документов, которые не сможет проигнорировать никакой, самый пристрастный суд. Вопрос с Кеорой будет закрыт раз и навсегда, тебе не придется больше прятаться или опасаться, что тебя узнают. Плюс я смогу кое-что добавить о роли во всем этом Деима, благо и так уже установлено, что он был предателем. Тебе, конечно, не нужно показываться, пока все не будет сделано, но ждать осталось немного - я уже договорилась на завтра о встрече с отцом. Ты ведь не думал, что я побоюсь прийти к нему с этим?

Алина улыбнулась слегка насмешливо, торжествующе, устроилась поудобней на камне, привычно затеребила выбившуюся прядь волос.

- Мой отец - очень строгий человек, его многие боятся, но он и справедливый. Против фактов он ничего не сделает, даже если бы они ему почему-то не понравились.

Барс кашлянул, собираясь с духом, выдавил:

- Я хочу посмотреть на эти бумаги.

- Я принесла. - Довольно сообщила принцесса. - Я подумала, что ты захочешь их увидеть.

Он нашел в себе силы внимательно прочитать их. Работа была действительно проделана колоссальная. Здесь были заверенные свидетельские показания женщины, что опознала в нем убийцу - она признавалась, что ее подкупили, рассказывала, за какую сумму, и подробно объясняла, какие получила инструкции. Показания других ``свидетелей'` из Кеоры - все оказались подставными, к тем местам они и не приближались никогда. Список тюремщиков, подтвердивших, что камера готовилась заранее, и гвардейцев, четко знавших, какого финала праздника нужно ожидать. Даже показания тюремного повара - тот поведал вовсе драматическую историю: у него была тяжело больная жена, спасти которую, по мнению лекарей, мог лишь переезд на юг, в жаркий климат. Ради того, чтобы сделать возможным этот переезд и устройство на новом месте, бедняга был готов не только подсыпать отраву, но и взять на себя всю вину с риском лишиться головы.

Рыцарь подержал бумаги в руках. Они представляли ценность - Орден много дал бы, чтобы иметь возможность пустить их в ход... Потом на ладони Барса вспыхнул огонек, сначала маленький, но он быстро нашел себе пищу. Он вырос, взметнулся оранжевым жадным языком - и опал, оставив меж чутких пальцев беспомощные серые хлопья.

Алина вскрикнула.

- Что ты наделал? - Спросила она жалобно, и голос ее задрожал. - Я столько трудилась... Здесь... Все...

- Ничего этого не надо. - Глуховато сказал Барс. - Я уезжаю. Я зашел попрощаться.

Принцесса замерла, как застигнутый врасплох дикий зверек. Она не стала спрашивать, куда он едет и надолго ли. Она все поняла сразу, и глаза ее, и без того огромные, распахнулись до невероятной величины, вбирая в себя весь этот беспредельный, оказавшийся таким несправедливым мир...

- Почему? - Прошептала она одними губами.

- Так надо. - Беспомощно выдохнул рыцарь.

- Почему? - Повторила она упрямо.

Он молчал, растеряв остатки слов, и Алина заговорила сама:

- Это потому, что я принцесса, и должна стать королевой, и все такое - эта чушь тебя беспокоит? Я ее слышу всю жизнь, с самого рождения - это недостойно, а то не по-королевски, и так далее; а что не по-королевски - жить? Мне не нужно этого ничего, понимаешь? Я этого не хочу! Если дело в этом, я готова, я откажусь от имени и от титула, и если ты думаешь, что я потом пожалею - ты дурак, Барс, слышишь?

Она уже всхлипывала, губы дрожали, но пока еще держалась. ``Не плачь. - Попросил Барс безмолвно. - Я не вынесу этого''.

- Или причина другая? - Продолжила она. - Что-то, о чем я не знаю? Или что-то, что ты себе выдумал, и даже признаться боишься? Ты же обманываешь меня и себя, у тебя же глаза кричат, давно ли ты видел себя в зеркало?

Барс опустил голову.

Что он мог ей сказать?

Если бы он не был собой, а был кем-то далеким, спокойным и мудрым, он, может быть, нашел бы слова.

Он мог бы сказать ей: ``Подумай, что я могу тебе дать. Бродяга, не знающий другой жизни, не умеющий создавать и беречь. Даже то, что ты выжила, спаслась после нашей встречи, не моя заслуга. Что еще я могу тебе принести?'`

Он мог бы сказать: ``Знаешь ли ты, как скоро начнешь мучиться неясными сожалениями о несбывшемся? Ты, которой суждено, может быть, своротить горы и перевернуть мир? Нет, ты не пожалеешь, твое благородное сердечко не позволит тебе пожалеть о сделанном. Но много ли пройдет времени прежде, чем бесформенная, беспричинная тоска начнет грызть твою живость и жизнерадостность?'`