Ольга Хожевец - Пламя на воде

Мысли спутывались, уплывали; скорчившись на полу у стены, сотрясаемый жестокими судорогами, Барс отчаянно цеплялся за последние проблески сознания, заставлял себя думать, словно это хоть чем-то могло помочь. ``Может ли быть Деим? - рвано мелькали мысли. - Нет, вряд ли. Или он уже получил, что хотел? Вопросы - для отвода глаз? Кто еще? Кто-то его переиграл? Опередил? А может, тот самый народный гнев, о котором он тут распинался?''

- Это было бы смешно. - Выдавил из себя Барс. - Очень.

И последняя мысль, уже на грани наплывающей темноты: ``Теперь наврут про меня с три короба. Что-то подумает Алина?''

Алина пришла в себя на своей постели, в спальне; судя по пробивавшимся поверх тяжелых штор лучам солнца, была уже середина дня. Голова казалась набитой ватой. Принцесса припомнила руку, подносящую ей к лицу резко пахнущую салфетку. Кажется, она кричала что-то в тот момент, а потому вдохнула судорожно, полной грудью - и дальше не помнила уже ничего. Почему же она кричала?

Предшествовавшие события всплыли в памяти одним рывком, все сразу. Алина резко села, откинув одеяло. Голова сразу закружилась, под ложечкой противно затрепетало. Стараясь не обращать на это внимания, принцесса спустила ноги с кровати.

Так отвратительно она еще не ощущала себя никогда, и дело было не в головокружении. Как-то несколько лет назад ее мать, королева Элеонора, приняла трогательное участие в судьбе юной служаночки, изнасилованной дворцовым конюхом. Конюх был соответственно наказан, а служаночку мать взяла под свое крыло и всячески помогала ей оправиться. Алина, по своей давней привычке вечно прячущаяся по углам и, благодаря этому, бывшая в курсе событий, слышала, как камеристки хором утешали рыдающую на постели девушку; служанка же не говорила ни слова, но плакала так отчаянно и горько, будто потеряла одномоментно все самое дорогое в жизни. ``Будет убиваться, - довольно раздраженно сказала наконец одна из камеристок. - Нашла, о чем переживать. Подумаешь, под мужиком полежала - не первый, небось, раз и не последний. Не убил же он тебя, не изуродовал; одерни подол и живи себе дальше''. Рыдания вдруг как отрезало. Девушка подняла голову и посмотрела на матрону лихорадочно блестящими глазами. ``Пусть бы убил. - Сказала она тихо, но с таким выражением, что у прячущейся за портьерами Алины все внутри заледенело. - Лучше бы убил. Все лучше, чем вот так, насильно. Чем жить с этим''. Это было одно из самых ярких воспоминаний Алины; служанка потом куда-то подевалась, куда - принцесса не знала и узнать не смогла. Теперь этот случай всплыл в памяти, и принцессе показалось, что она наконец поняла, что ощущала тогда девушка - примерно то же самое чувствовала сейчас сама Алина.

Головокружение прошло довольно быстро. Принцесса добрела до гардероба, оделась, сдернув с плечиков первое попавшееся платье. Когда натягивала чулки, руки ее чуть-чуть подрагивали. Обув привычные туфли и оставив сорочку валяться на полу, Алина решительно двинулась к дверям. Потянула массивную бронзовую ручку; когда та не поддалась, стала дергать снова и снова, не веря своим глазам.

Такой подлости принцесса не ожидала. Высокая двустворчатая дверь спальни была заперта; Алина вдруг почувствовала себя беспомощной маленькой девочкой, наказанной за какую-то несуществующую провинность. Последний раз такое случилось с принцессой лет в пять. На глаза Алины навернулись непрошеные слезы; прикусив губу, она отчаянно заколотила в дверь каблуком туфли.

Когда створки наконец подались, медленно открываясь наружу, Алина едва не упала, а устояв на ногах, ринулась в проем - и уткнулась в мощную грудь Ферузии. Обойти Ферузию было непросто даже в широком коридоре, а уж в дверях - и вовсе невозможно. Воспользовавшись замешательством принцессы, нянька вплыла в спальню и с неожиданным для ее габаритов проворством захлопнула за собой дверь.

- Ах ты ж голубица моя, - тут же заворковала Ферузия, как ни в чем не бывало пытаясь обнять Алину. - Ты ж моя девочка. Переволновалась, бедняжечка, расстроилась? Все пройдет, птичка моя, ты иди к нянюшке, поплачь, легче станет.

- Отчего дверь заперла? - Прошипела принцесса побелевшими губами, уворачиваясь от объятий. - Кто велел? Деим?

- Батюшка ваш велели. Волновались за вас. А как ты нынче в истерике билась, помнишь ли, горлица моя? И в обморок упала?

- В какой истерике? - окончательно обозлилась Алина. - Я - в истерике? Да вы сами тут все ненормальные, с ума посходили! Открой дверь немедленно!

- Не могу. - Вздохнула Ферузия, оставив свой слащаво-приторный тон. - Там снаружи - два гвардейца. Их Величество распорядились. Боится отец, что ты дел натворишь по молодости да глупости. Правильно боится, как я погляжу. Зацепил-таки тебя тот, черный? Ох, взрослеешь, девонька.

- Какой еще черный? - Не поняла Алина.

- Ну этот, рыцарь. Вот странное дело, я тебе скажу. Вроде не красавец, а есть в нем что-то... этакое. Мужское, от чего у бабы сердце млеет. Только лучше подальше держаться от таких, ты уж мне поверь.

- Что с ним? - Спросила принцесса довольно спокойно. Быстро оценив ситуацию, она решила не рваться напролом, а узнать побольше. Только вот для этого приходилось изображать спокойствие, что давалось Алине трудновато.

- В Кастин засадили ирода, - удовлетворенно ответила нянька. - Завтра разбирательство. Получит по делам своим.

Алина незаметно перевела дыхание - ничего непоправимого пока не произошло.

- И он не сопротивлялся? - Поинтересовалась она.

- И не рыпнулся. - Довольно отозвалась Ферузия. - Шевельнуться не дали.

``Не `'не дали'', а не стал, - поправила ее Алина про себя. - Интересно, почему? Как ты поймал его, Деим, старый интриган?''

Отношение принцессы к советнику отца переменилось кардинально и одномоментно, еще тогда, когда он обличающе вещал с парапета, и рвущаяся не допустить ошибки Алина буквально споткнулась об его холодный оценивающий взгляд. Мгновенно в голове сложились в единое целое все странности, которые замечались и прежде, но не удостаивались внимания. Сам тот факт, что человек ранга Деима взял на себя обязанности распорядителя праздника, пусть даже пятнадцатилетия принцессы. Его постоянное и пристальное внимание к деталям даже в ущерб остальным обязанностям - прежде Алина относила это на свой счет, но теперь глаза ее раскрылись. Давно подслушанный разговор, внезапно ставший почти понятным. Беспрецедентные треволнения по поводу обеспечения безопасности праздника, когда даже размещение гвардейцев Деим не доверил капитану гвардии, а курировал сам. Еще пара-тройка вовсе уж незначащих на первый взгляд, но странных мелочей случайно запали в память. И конечно, Алина не смогла бы забыть незнакомую ловкую горничную с остро пахнущей салфеткой наготове.