Алексей Будников - Огниво Рассвета

Холодны ночи в Ферравэле ранней осенью.

Здесь, на севере страны, в местах далеких от безмятежного юга и состоятельного центра, сумеречный мороз особенно суров. Не успел над изумрудными полями растаять запах лета, как наступила трескучая стужа, от которой забарабанит зубами самый толстокожий лесовод. От нее не спрятаться под теплым, пышным пледом, ее не обмануть жгучими отварами и настойками, не отогнать ярким пламенем камина. Она пустит свои знобкие щупальца всюду, в каждый маломальский зазор, неслышно заберется под дверь, заставив даже мышей поежиться от холода в черных зевах своих нор.

Впрочем, поселений здесь отнюдь не в избытке. Мелких хуторков нет вовсе — такие уже после первых серьезных заморозков рискуют обратиться погостами. А немногочисленные деревни ферравэльского севера вполне могли бы потягаться в раздолье с некоторыми городами сопредельных Каэльрона и Нумара. Правда, в отличие от тех белокаменных крепостей, в местных лачугах прозябали совсем не тузы. В основном — простые крестьяне: охотники, травники, кожевники, каменотесы, дровосеки, конюхи, пахари и прочие из тех, кого знать обвыкла называть «черным людом». Также в окрестностях нередко могли повстречаться сбежавшие из-под надзора преступники — близость форта Норгвальд, чьи залы с недавних пор были переоборудованы Его Величеством королем Абрианом Вторым в не самые первоклассные темничные камеры, делала северным деревням большую славу среди непокорных обывателей тамошних нар.

Однако стоял в этих морозных краях и настоящий город — должен же где-то просиживать свое чинное гузно Богами нареченный герцог севера. Звался сей град достойным сказов и песен именем Виланвель, и был он одним из богатейших во всем королевстве. По зиме к воротам единственной на тридцать лиг окрест крепости всегда стекался бурный людской поток. Кто-то, за год успевший нажить достаточное состояние, тщился спрятаться в его теплых тавернах от подступающих морозов, покинув свою скромную сельскую хижину до оттепели. Кто-то наоборот, стремился не оставить в этих стенах все свое имущество, а недурно его приумножить. «В сезон» цены во всем Виланвеле взлетали до невиданных высот, и, разумеется, находилось предостаточно одаренных коммерческой жилкой и обделенных совестью господ, что умудрялись за месяц-другой возыметь здесь немалую прибыль, приторговывая самым разным товаром: от аляповатой ткани и столовой утвари до неведомо как сохранивших свежесть теплолюбивых фруктов. А предсказать, насколько холодной будет наступающая зима, не силились даже всемогущие в устах простонародья Луговники. Поэтому каждый год деревенской черни приходилось выбирать: либо перезимовать в городе, осушив свои мошны до костей, кое-как перебиваясь дешевой (по виланвельским меркам) снедью, но зато с крепкой крышей над головой и теплой периной на кровати; либо запастись амбаром поленьев и надеяться на снисхождение матушки природы, чтобы та в ночи не наслала на хату снежную пургу… Правда, сложно назвать это выбором. На авось обычно надеялись лишь те, кто не мог позволить себе проплатить и двух седмиц в самой жалкой корчме Виланвеля.

Хотя говорить о такого рода заморозках еще рановато. Конец первого месяца осени — сравнительно теплое время, пускай с ночи и до первых петухов студеный ветер пробирал чуть ли не до костей. К вечеру мороз становился вполне ощутимым, и если от его грозного всепроникающего дыхания не всегда были способны защитить даже стены родной лачуги, то чего уж говорить о тех, кому посчастливилось встретить холодный дух на опушке захудалого соснового перелеска? Правда, светило кануло за горизонт меньше получаса назад, и холод еще не успел по-настоящему разгуляться на примостившемся здесь на ночную стоянку обозе. Впрочем, как обозе… Один-единственный, пускай и сопровождаемый вооруженной группой фургон едва ли мог позволить себе называться столь громким именем. Но так или иначе, в том, что эта телега имела именно торговое предназначение, сомневаться не приходилось — с иными целями такой отряд на дорогу выгонять не станут, к тому же в заморозки.

Некоторые, самые щуплые из конвоиров уже накидывали на плечи толстые шерстяные одеяла, поближе пододвигаясь к разгонявшему сгустившийся мрак костерку. Остальные же находили иные, более приятные душе способы согреться, предпочтя мохнатому пледу разлитое по флягам горячительное. Все приготовления для отхода ко сну были закончены: от сверкающего очага лучами отходили разложенные спальные мешки и свернутые под головы плащи. Над самим костром на буковой перекладине булькал, заливаясь плотным паром, чугунный котелок — пища, по всей видимости, все еще готовилась, заставляя животы путников, в минутах томительного ожидания, съеживаться до размеров сушеного миндаля. Сейчас все люди, разбившись на группки по интересам, как могли проводили досуг.

Сопроводительный отряд по численности своей не был внушительным, но и совсем худым назвать его не получалось. Всего — немногим больше дюжины мужей оплаченного конвоя. Но вряд ли от одного только вида таких наемников искатели легкой наживы, сиречь разбойники, тут же разбежались бы, как тараканы от внезапно разгоревшегося канделябра. Возможно издалека эти легкие железные кирасы, кольчуги, морионы и притороченные к поясам бастарды еще силились отпугнуть. Но стоило приглядеться чуть пристальнее, заглянуть в лица носивших на себе все это безобразие — взору представали гладкощекие юноши, все не старше двадцати, может двадцати трех лет, которые, верно, едва уяснили, с какой стороны следует браться за меч. На охране голова торговой партии явно решил сэкономить. А зря…

Мой наметанный глаз быстро оценил обстановку, пробежался по каждому покрытому ночным лагерем камню, кустику и травинке, детально рассмотрел каждый силуэт, каждый клинок и каждую суму на поясе. И все это за две сотни ярдов, с поросшего высокой зеленью пологого холма. Не без помощи моего дивного монокуляра, конечно, но все же…

Стоянка занимала, по большей мере, пятнадцать шагов вдоль и около двадцати поперек. С северной стороны подпирает молег — туда путь к отступлению отрезан, если только они не решатся бежать, бросив в бивуаке весь груз. Все остальные ходы же, думается, я без проблем перекрою, учитывая степень опытности моих соперников. Ближе остальных ко мне стоял одинокий, усердно боровшийся со сном часовой, то и дело, утомленно закрыв глаза, припадавший к упертому в землю древку собственной пики и, при каждом касании острой скулой оружия, лихорадочно от него отстранявшийся.