Джефф Мариотт - Зеркальный образ[Mirror Image]

— Да, я знаю. Понимаешь, я просто хотела сказать, что мне не нравится, когда моего мужа используют таким образом.

Фиби хотела было ответить, но Пайпер продолжала говорить, не давая ей вставить слово:

— Но он наш ангел–хранитель и ему это полагается делать. Я ценю то, что ты придумала такое и уговорила его, чтобы прояснить создавшуюся ситуацию. Как раз так мы и должны поступать, верно? Нам же приходится распутывать всякие проблемы. Мы работаем вместе. Мы добиваемся цели. Звучит официально, но ты ведь понимаешь, к чему я клоню.

— Получился не очень хороший результат, — сказала Фиби. — Тетя даже не сказала ему, писала она то письмо или нет.

— Да, это правда. Но это была смелая попытка. Проблема осталась нерешенной, но все равно спасибо. За попытку решить ее.

Фиби хотела сказать еще что–то, обнять сестру, сделать еще что–нибудь. Однако Пайпер открыла дверь, вышла и закрыла ее за собой. Фиби снова осталась одна со всеми тревогами и страхами, гадая, что сулит грядущий день.

Но, по крайней мере, у нее была старшая сестра, любящая ее. Несмотря ни на что.

«Это бесценный дар», — подумала она.

Роза Порфиро каждый вечер проводила в стеклянной будке гаража для стоянки автомобилей одного из лучших отелей города, наблюдая, как мимо проезжают «БМВ», «мерседесы», «ламборгини», а иногда и «хаммеры» и редкие старомодные «линкольны» или «кэдди». Она сидела на своем табурете и приветствовала водителей, которых иногда нанимали, а иногда владельцы сами садились за руль, и по мере того как машины уезжали, проверяла талоны и собирала деньги. Служащие отеля тоже парковали свои машины здесь, она знала каждого из них по имени и конечно же махала им рукой, когда те неслись мимо на своих дорогих машинах, съеживалась, когда те нажимали на тормоза и шины скрипели на ровном, перепачканном машинным маслом бетонном полу.

После окончания смены Роза ждала микроавтобус, который отвезет ее с Ноб Хилла домой на Сансет Дистрикт, между парком Голден Гейт и зоологическим садом. Она думала, что автобус, наверно, стоит дороже, чем любая из проезжавших мимо нее каждую ночь машин, разумеется, он не принадлежал ей и зарплату водителю платила не она. Заплатив доллар, она занимала место, и автобус направлялся туда, куда ему положено ехать. Лучшего варианта она не могла себе представить. У нее никогда не было собственной машины и, вероятно, никогда не будет. Она уж точно не будет сидеть за рулем «Ягуара» или «Лексуса». Даже если бы и сидела, то трудно было бы найти дешевое место стоянки, поэтому автобус все равно останется для нее главным средством передвижения.

«Неплохо быть богатой», — думала она. К богатству можно привыкнуть. Но не быть богатой тоже не так уж плохо. Она и ее муж Рико владели небольшим домиком, у них был сын Патрисио, девяти лет от роду, и доставлял много хлопот, но и радости тоже. Рико работал на строительстве, а в городе всегда что–то строили, так что работы хватало.

Он любил бывать на свежем воздухе и работать руками. Патрисио ходил в школу, а затем на дневную смену в детский сад, Рико забирал его в конце дня. В это время Роза уже шла на работу, а когда возвращалась домой в десять часов, Патрисио еще валялся в постели. Но она видела его каждое утро, помогала ему одеться, готовила завтрак и отводила в школу и, конечно, выходные проводила вместе с ним. Она считала себя счастливой, хотя денег часто не хватало и нельзя было обзавестись никакими дорогими винами.

Патрисио, наверно, уже крепко спит, но Рико, приглушив звук телевизора, еще сидит в гостиной перед полотном. Он рисовал морские виды, пейзажи у воды, увиденные во время строительства зданий. Они были маленькие, иногда не больше почтовой открытки. Его кузина Лупе продавала их на блошином рынке, когда могла, и приносила несколько лишних долларов. Розу сначала удивляло, что такой большой, сильный мужчина рисует такие маленькие картинки. «Все дело в том, как хорошо ты умеешь работать руками, — объяснял он ей. — А картинка — тоже сооружение, только другого масштаба».

Направляясь к дому, находящемуся в трех кварталах от остановки автобуса, Роза ускорила шаг, ей не терпелось скорее дойти до цели и посмотреть, над чем он работает сегодня вечером. Все кругом окутал туман, стояла тишина. Здесь почти каждый вечер было туманно, даже если над Ноб Хиллом сияли луна и звезды. Это место было близко к океану.

Роза думала о доме, о картинках Рикардо и спящем Патрисио, как вдруг туман перед ней стал сплошным. Она столкнулась с чем–то и отступила, от испуга не в силах даже крикнуть. «Извините», — пробормотала она, через секунду придя в себя. Она подумала, что наскочила на кого–то, возможно, на одного из престарелых соседей, прогуливавшего собаку, чтобы подышать ночным воздухом. Однако никого не увидела. Она надеялась, что не сбила с ног случайного встречного. Ее сердце сильно забилось. А что, если она сделала больно кому–то?

Вдруг туман расступился, и она увидела неясные очертания. И совсем не пожилого человека, а молодого. Трудно было сказать определенно. Очертания были нечеткими, будто в тумане выросла тень. Однако создалось впечатление, что это идущий к ней молодой человек, предвещающий угрозу. Она подняла руку, но человек–тень одним тяжелым ударом отстранил ее. И тут Роза завопила.

Влажная рука зажала ей рот, не давая крику вырваться наружу.

— Нет, — раздался голос.

«Не очень дружелюбный голос, — подумала она. — В этом голосе затаилось зло».

— Мне нравится тишина, а тебе?

Ей хотелось сопротивляться, сбросить его руку, кричать. Но он держал ее так крепко, что она не могла ни шевелиться, ни дышать. Глаза Розы наполнились слезами, и вдруг она почувствовала, как в ребра вонзилось что–то острое и ее пронзила боль. Розу охватило негодование. Он причинил ей боль, а он не имел права, у него не было никакой причины…

Ее еще раз пронзила боль, затем еще раз. Вниз по животу потекла жидкость, она знала, что это кровь, чувствовала, что он снова и снова вонзает в нее нож. Боль была острая, но Роза почувствовала, что ей становится холодно, очень холодно, словно сам туман Сан — Франциско проткнул ей душу острыми усиками.

Деррил Моррис показал свой значок молодой женщине–полицейскому в форме, стоявшей на переднем крае оцепления, и она приподняла ленту, окружавшую место преступления, чтобы пропустить его.

— Добрый вечер, сэр, — сказала она. У нее были очень ровные белые зубы, а под фуражку забраны густые медного цвета волосы, пряди которых выбивались наружу и свисали над ее лицом. Она пристально взглянула на него. — На это очень неприятно смотреть, сэр.

— Разве на других было приятно смотреть? — устало спросил Деррил.

— Не знаю, сэр. Я работаю всего три недели. Это самое страшное, что я когда–нибудь видела.