Роман Суржиков - Стрела, монета, искра

— В самую точку! Владыке это ничего не будет стоить, а нас спасет от торговой удавки на шее! Контролируя Уиндли, имея свой флот на Восточном море, мы получим намного больше, чем потребуется для уплаты налогов. Мы останемся в выигрыше, а от монополии Лабелина не останется и следа.

— Неплохо придумано! Хорош! Но…

— Но что, миледи?

— Герцог Лабелин из Южного Пути с тем же успехом предложит Адриану свой голос. Почему владыка выберет наше предложение, а не его?

— Потому, что Лабелин потребует платы за свой голос — помолвки Адриана с этой курицей Валери Грейсенд. Вы бы порадовались такой невесте, будь вы мужчиной?

Графиня вполне доходчиво передает свое отношение гримасой.

— Именно. А мы не попросим от императора ничего, кроме бездействия. Мы подчеркнем, что нам все равно, какую невесту он выберет. Это должно расположить его к нам. Мы не будем просить ни денег, ни военной помощи — сами возьмем то, что нам нужно. А, кроме того, мы дадим ему целых три голоса.

— Нортвуд, Ориджин и…?

— И Южный Путь, разумеется!

— С чего бы Южный Путь союзничал с нами?! Ты же предлагаешь отнять у них порт Уиндли!

— С того, что если они не проголосуют, как нужно, то мы возьмем не один только Уиндли, а все восточное побережье, да еще и Лабелин в придачу.

Леди Сибил складывает губы трубочкой и издает совершенно не графский присвист. В глазах светится азарт. Она даже не пытается скрыть, насколько ей пришелся по душе план Эрвина.

— Обожаю переговоры с позиции силы! Красиво, дерзко! Признаться, не ожидала такого… от Ориджина.

— Я — необычный Ориджин, миледи.

— И что я должна сделать? Дать военную помощь?

— Это было бы полезно, но не обязательно. Наших войск вполне достаточно, чтобы захватить Уиндли. Прежде всего, нужна ваша поддержка для Адриана. Проголосуйте за реформы в Палате, выскажитесь в пользу любой невесты, кого бы ни выбрал Адриан.

— А что получу взамен? Уиндли — исконное владение Ориджинов. Ты ведь не подаришь мне его, верно?

— Весь город — конечно, нет. Но я отдам вам во владение баронский замок, прилегающий к нему район и две из пяти якорных стоянок. Этого будет вполне достаточно, чтобы купцы Нортвуда обосновались в Уиндли и наладили свой товарооборот.

Леди Сибил хмурится, размышляет. Она готова принять предложение. Ей чертовски нравится дерзость задумки, а поддержка в вопросе императорского брака ничего не стоит графине — ведь она до сих пор не примкнула ни к одной коалиции. Однако последней капли не хватает, чтобы утвердиться в решении. Эрвин добавляет эту каплю. Берет ладонь графини в обе руки и медленно произносит:

— Я намерен отдать часть порта Уиндли не графству Нортвуд, а лично вам, Сибил Дорине Денизе рода Сьюзен.

— Вот как!..

Графиня пристально смотрит ему в лицо. Очень важная оговорка, для Сибил — жизненно важная. Она правит графством от имени мужа, а тот стар. Несколько лет — и граф Элиас Нортвуд отправится на Звезду, владения перейдут к его старшему сыну. Леди Сибил — мачеха молодого графа — лишится власти, могущества, источников дохода… всего. Ее ожидает жизнь бедной родственницы на иждивении у пасынка. А Эрвин предлагает ей контроль над золотой рекой, что потечет в Нортвуд. Помимо денег, это — влияние, бальзам для израненного тщеславия графини.

— Ты очень добр… Отчего?

— Я знаю сыновей графа Нортвуда. Когда стану править Ориджином, я хочу иметь в союзниках не их, а вас, миледи.

— Почему?

Эрвин встречает ее взгляд и молчит. Пускай графиня сама домыслит любой угодный ей ответ.

— Хорошо. Я на твоей стороне, Эрвин.

Она сжимает его руку.

Разведчики вернулись на шестой день.

На полсотни миль вверх по течению Река остается столь же широка и могуча. А дальше берег становится непроходим: Мягкие Поля примыкают к Реке вплотную, и сеточница, подмытая проточной водой, в тех местах слишком тонка и ненадежна.

Таким образом, шансов построить плотину на Реке не осталось.

Известие вызвало у воинов угрюмое замешательство. Очевидно, что теперь следует отправляться в обратный путь. Но тогда приказ герцога Десмонда — найти место для искрового цеха — останется невыполненным. В этом нет вины участников эксплорады, но все же никому из кайров не улыбалось вернуться к сюзерену с пустыми руками.

Охотники, напротив, обрадовались поводу уйти подальше от тех ужасов, что творятся за Рекой. Улыбнулся и имперский наблюдатель.

— Ну, что ж, мы выполнили все, что от нас зависело, — рассудительно молвил Филипп. — Мы имели задачей дойти до Реки, и вот она, перед нами. Не наша вина, что Река непригодна для плотины. Не ошибусь, если скажу, что мы можем возвращаться.

Кайры молчали. Даже Теобарт не нашел, что возразить.

Позже Эрвин София Джессика не раз вспоминал этот момент. Что же заставило его раскрыть рот? Какие мелкие случайности порою поворачивают колеса истории, какие глупости руководят судьбами людей?

Не отцовский приказ — ведь формально Эрвин выполнил все, что требовалось. Не надежда на награду или благодарность — он не ожидал такой роскоши.

Пожалуй, как-то его решение было связано с тем странным, недавно изведанным чувством. Эрвин слишком редко испытывал его, и потому остро помнил каждый миг: на Подоле Служанки в ожидании лавины, и на болоте, когда Дождь рвался навстречу чудовищу, и позже, когда Эрвин стоял пред лицом врага, спрятав меч за спиной. Дальний берег Реки чем-то напоминал это чувство.

Но решающей каплей был Филипп Лоуферт. Точней, не он сам, а Эрвинова неприязнь к нему — похотливому словоблуду с козлиной бородкой. Не будь неприязни, герцогский сын молча кивнул бы, и отряд повернул назад. Но Эрвину очень уж претило соглашаться с Филиппом, и это перевесило чашу сомнений.

Лорд Ориджин сказал:

— Мы построим плоты и найдем место, подходящее для переправы. Мне думается, вон тот островок с ивами вполне подойдем.

— Для переправы? — удивился Филипп. — Что вы задумали, молодой человек?

— Милорд, — поправил Эрвин. — Я задумал переправиться за Реку и двинуться дальше вглубь Запределья. Там может обнаружиться приток Реки, или другая речка — поменьше, пригодная для плотины.

— И до каких пор мы будем идти туда, мо… милорд?

— Пока я не прикажу иное.

2 июня 1774 г.

Фаунтерра, дворец Пера и Меча

Дворец Пера и Меча, престольная резиденция Династии, сверкал миллионом огней. Сияли искровые фонари в аллеях сада, в витых канделябрах по стенам помещений, отражались в мраморе ступеней и лакированном паркете залов. Несмотря на то, что солнце еще не зашло, зажглись под потолком многоярусные хрустальные люстры. Вторя чудесному сиянию дворца, блестели украшения на одежде: бриллиантовые колье и диадемы, изумрудные серьги, жемчужные подвески, рубиновые запонки и пуговицы… Бесконечная череда карет катилась подъездной аллеей. Роскошно наряженные, увешанные драгоценностями, оплетенные паутиной золотых узоров люди вливались в парадные залы. Цвет высшего столичного общества заполнил дворец буйством жизни и красок.