Роман Суржиков - Стрела, монета, искра

Мира быстро нашла то, что искала: будочку уличного переписчика. Белобородый дед радостно потер ладони, завидев приближающуюся пару:

— Вижу, молодые господа, сразу вижу: вам требуются услуги Велеречивого Джерома! Подходите без малейшего стеснения и поведайте вашу просьбу! Какой текст вам требуется? Желаете ли сложить хвалебную оду в честь победительницы игр? Велеречивый Джером исполнит это без труда, да так, что чемпионка заплачет слезами счастья, прочтя ваше послание!

— Мне нужно перо, бумага и чернила, сударь, — попросила Мира.

— Несомненно, юная леди! — расплылся в улыбке старик. — Именно за этим и приходят к Джерому. Перо, бумага, чернила и, смею добавить, рука, что водит пером. Ведь известный факт: перо не станет скользить по листу само, ему непременно потребуется человеческая помощь. Итак, милая леди, любезный лорд, какие слова вы хотите доверить бумаге? Возможно, стихотворение, что милорд посвятил миледи и теперь желает увековечить на листе?

— Нет, сударь, — отрезала Мира. — Мне требуется…

— Постойте-постойте, — прервал ее старик. — Велеречивый Джером догадался, в чем дело! Молодые господа решили обручиться и не знают, как сообщить об этом строгим родителям миледи! Письмо отцу с покаяниями и просьбой благословения — вот что вы желаете сочинить, верно? Доверьтесь Джерому! Вы представить не можете, сколь велик и богат мой опыт в сложении подобных писем! Ваше дело, смею заметить, теперь в руках истинного мастера!

— Я все напишу сама, — отчеканила девушка. — Плачу агатку за конверт, лист бумаги и пару капель чернил.

Старик присвистнул и умолк, будто рот зашили. Выложил перед Мирой письменные принадлежности. Обещанная агатка щелкнула о прилавок.

— Отвернитесь, — потребовала Мира.

Старик показал спину. Его затылок украшала тонкая седая косичка.

Зашуршало перо, Мира быстро набросала три строки. Подумав, добавила четвертую. Промокнула лист, свернула и сложила в конверт, запечатала. Сунула в руки Итану:

— Это чрезвычайно важно. Как можно скорее отнесите это Марку Ворону. Сможете?

— Конечно, миледи. В…все, что угодно.

— От этого зависит очень, очень многое. Понимаете?

— Да, миледи. Непременно.

Итан рванулся исполнять поручение. Мира задержала его:

— Постойте… Там, в галерее под трибунами, вы что-то сказали. Простите меня, я слушала не слишком внимательно. Прошу вас, напомните: о чем вы говорили?

— Да… э… — Итан опустил взгляд, — миледи, ничего важного… так, о чепухе.

Он убежал, держа в руке конверт.

1 июля 1774 года от Сошествия Праматерей

окрестности Лабелина

Хармон Паула Роджер оставил свой обоз между пригорками, где свита ожидала его и в ночь спасения из темницы. На развалины крепости отправились впятером: Хармона сопровождали все трое охранников, а также Вихорь, наряженный в камзол Лабелиновской гвардии и опоясанный мечом. Крестьянин был так озадачен своим перевоплощением в бойца, что выражение растерянности не сходило с его физиономии все утро. Впрочем, растерянность лучше страха. Остальные Хармоновы воины держались молодцом. Доксет был бодр и весел, чему явно поспособствовала выпитая для храбрости чарка ханти. Снайп угрюмо помалкивал — ровно так же, как и всегда, а значит, предстоящая опасность не выбила его из колеи. Что касается Джоакина, то этот молодчик даже наслаждался ситуацией. Маска нахального аристократа настолько шла ему, что Джоакин и не думал ее снимать. Говорил он сквозь зубы, с презрением выцеживая слова, подбородок держал задранным, а губы — поджатыми, словно находиться рядом с торгашеским отребьем было ему до глубины души противно. Когда Хармон одернул его и предложил сделать лицо попроще, Джоакин резонно возразил:

— Не хочу отвыкать от роли. Вот вернем товар — тогда уж вернусь…

В последних словах мелькнул оттенок печали.

А вот Хармон никак не мог похвастаться самообладанием. Предстоящая встреча с тюремщиками заставляла его руки дрожать, а колени — подгибаться. Говорил он мало и сбивчиво, путался в словах, с трудом соображал. Он позабыл о том, что должен преобразиться перед встречей. Хорошо, Джоакин напомнил:

— Хозяин, в письме аббату значилось, что герцог добыл у вас сведения пытками. Надо бы вас привести в надлежащий вид.

— Я и так немногим лучше скелета… — буркнул Хармон.

— Этого мало. Таким вы были уже после темницы.

Джоакин настоял, чтобы торговец переоделся в самое старое рванье, какое было в багаже. Оглядел придирчиво, рванул за рукав и за ворот, добавив пару новых прорех. Потом, недолго думая, ударил Хармона кулаком в нос.

— Да ты совсем ошалел!.. — взревел торговец.

— Надо, чтобы поверили, — сообщил Джоакин и украсил глаз Хармона синяком, а затем и скулу.

Кровью, что текла из разбитых ноздрей, выпачкали рубаху и бороду торговца. На боку нарисовали устрашающих размеров кровоподтек, а чтобы он был виден, в надлежащем месте разорвали сорочку. Потом принялись за пальцы Хармона: обмотали кусочками ветоши, вымоченной в крови, подложив под нее вату. Создавалась видимость, будто ногти сорваны, а пальцы опухли.

— Все, все, достаточно! — взмолился Хармон.

— Пожалуй, что да… — неуверенно ответил Джоакин и пнул торговца в голень. — Это чтобы вы хромали. Так оно будет убедительней.

— Чтоб тебя трясучка взяла!..

Когда были готовы отправляться, Луиза и Полли пожелали мужчинам удачи. Луиза расцеловала мужа, Полли обняла Джоакина — тепло, но без особой страсти. Затем она подошла к Хармону, и тот едва не сделал глупость. Отвел девушку в сторону и сказал:

— Милая Полли, я вот хотел пару слов… — язык странным образом сплелся в узел. — Я о чем веду речь… Я очень рад, что ты с нами все это время. Ты нам как будто… луч света, вот.

— Благодарю за такие слова, хозяин. Мне тоже радостно с вами путешествовать, хотя дорога и вышла неспокойной.

Обращение "хозяин" почему-то покоробило его.

— Ты это… зови меня по имени, хорошо?

— Да, хозяин.

— И я еще вот что… — во рту пересохло. — Когда продадим товар, ты не хотела бы… прокатиться в столицу?.. понимаешь, поездом!

— Искровым поездом? В Фаунтерру?! — Полли всплеснула ладонями.

— Ну, да.

— Это великолепно! Конечно же, я не откажусь! Чудесная новость!

Она радостно обняла Хармона, и у того мигом потеплело на сердце, но тут Полли сказала:

— Хозяин, постойте, а как же товары, телеги, лошади? Разве можно погрузить телеги в поезд? Или мы товары повезем вагоном, а телеги останутся в Лабелине?

— Какие товары?.. — опешил Хармон. — Зачем?

— Ведь мы в столицу по торговым делам, верно? Или же мы там не будем продавать, а только покупать?