Татьяна Богатырева - Гильдия темных ткачей (СИ)

Фрейлины засмеялись шутке госпожи, прикрывая рты раскрытыми веерами, а Шу почувствовала себя деревенской клушей.

— О, это легко проверить, — поддержал Ристану черноглазый шер с орлиным профилем и красноватой аурой. — Если маэстра Люсьенда не возьмет в ариозо верхнее до…

— Граф, вы жестоки к бедной Люсьенде, — захлопала подведенными глазами круглая, как булочка, фрейлина.

Неожиданно для себя Шу очутилась в кругу придворных, перебрасывающихся одним им понятными шутками. Время от времени кто-то обращался, будто нечаянно, к ней. На миг светский разговор смолкал, жалостливые и полные превосходства взгляды обращались на провинциальную невежу — и снова возобновлялась игра. Шу не знала, куда деваться. Ускользнуть из-под прицела не удавалось, придворные словно невзначай преграждали пути к отступлению. Применить магию в присутствии Ристаны она не могла — Печать Пустоты страшила много больше, чем насмешки и презрение.

— Ах, ну что вы, в самом деле, — вдоволь насладившись унижением Шуалейды, покачала головой Ристана. — Не видите, нашей дорогой сестре неинтересна опера. Давайте лучше танцевать!

Она кивнула тощему, похожему на куницу шеру.

— Позвольте пригласить Ваше Высочество на танец, — повинуясь приказу, тощий скривил губы в улыбке и предложил Шу руку.

Шу отшатнулась — так противно было коснуться бледной, холодной кожи.

— В другой раз, сишер.

— Дорогая, но как же! Ваш первый бал! Или вам не по вкусу кавалер? — заботливо закудахтала Ристана. — Где этот Кукс? Ах, гадкий Бастерхази прогнал его. Как жаль, он так мил. Зифельд, ну что вы стоите, как замороженный? Пригласите же Её Высочество!

Одна из фрейлин сдавленно хихикнула — Шу поначалу не поняла, чему. Но, присмотревшись к графу, разозлилась на сестру: апельсиновый тон его ауре придавал не столько дар, сколько нити искренней любви к Ристане. Неужели она надеялась, что сестра будет очарована её любовником?

— Не стоит, шер Зифельд, — остановила его Шу. — У меня нет настроения танцевать.

— На Ваше Высочество не угодишь, — пропела Ристана. — Так выберите кавалера сами, дорогая — весь цвет общества перед вами! Неужели в Валанте не найдется достойного вас шера?

Сестрины прихлебатели улыбались, а едкая жижа ненависти уже текла по защитному кокону ручейками. Злые боги, что же делать? Выбрать одного из них — показать, что боится Ристаны, и окончательно настроить остальных против себя. Отказаться — выставить себя избалованной дурой. Но и промедление не лучше…

— О, дорогая, простите! — выдержав паузу, воскликнула Ристана. — Как же я не подумала! Вы же не учили вельсу. Ах, как неловко… ведь я должна была помнить, что ваша гувернантка никогда не отличалась хорошим вкусом, а танцует, как коро… — Ристана осеклась, прижала пальчик к губам и виновато захлопала ресницами.

Придворные еле сдерживали смех: злость окончательно сменилась презрением. Мутные ручьи шипели, разъедая защиту, внутри все сильнее ворочался и щекотался голодный ком. Перед глазами стоял кубок в руках Бастерхази — только кубок этот вмещал в себя и Ристану, и Зифельда, и куницеподобного шера, и толпу фрейлин. Пить, боги, как же хочется пить… где же дождь?!

— Её Высочество обещали этот танец мне.

Яркий луч незнакомого голоса разрезал темноту. Шу вздрогнула, на миг зажмурилась, словно в глаза попало солнце. Душный морок отступил, а чужая ненависть растаяла.

— Не так ли, Ваше Высочество? — спросил все тот же голос.

Весна, полдень, звон корабельной снасти… ясная бирюза штиля и опасность неведомых глубин в глазах… светлого? Ну конечно! Длинный нос с горбинкой, сросшиеся брови, вырубленный в камне подбородок и открытая мальчишеская улыбка — императорский бастард, светлый-дуо, глава Канцелярии и прочая, прочая.

— Разумеется, маркиз, — отмерев, ответила Шу и улыбнулась.

Её пальцы оказалась в затянутой в перчатку руке Дукриста, косточек коснулось дыхание: теплая волна пробежала по всему телу, смывая остатки болезненного наваждения и усыпляя голодное нечто внутри. Захотелось сию секунду забраться к светлому на руки, завернуться в ласковое сияние и уснуть в безопасности.

«Очнись, ненормальная! — словно сквозь вату пробился голос рассудка. — Какая безопасность? Этот добренький светлый сожрет тебя быстрее темного и не поморщится. Ты и так дала ему достаточно оснований, чтобы выписать грамоту с черной каймой и отправить тебя на перевоспитание в дальний монастырь!»

Но ни голос рассудка, ни комплименты Ристане, ни явное благоволение Дукристу сестры — ничто не действовало на ощущение «ему можно доверять».

— …зайдите обсудить кое-что после бала, Дайм. — В тоне Ристаны лишь глухой не расслышал бы обещания постели.

Порыв раскаленного ветра — ревность, обида, боль унижения — коснулся Шу. Она вздрогнула, взглянула на источник эмоций.

«Убью. Обоих», — читалось в прищуре Зифельда. Но Ристана не замечала ни сжатых губ, ни сведенных бровей любовника.

— Преданность Вашего Высочества государственным интересам восхищает меня, — притворился глухим Дукрист. — Но я не смею занимать ваше внимание в столь поздний час. Право, империя подождет до завтра.

С яростью Зифельда в унисон вспыхнула злость Ристаны: «Как он посмел отвергнуть меня на глазах всего света? Предпочесть мне эту бледную темную немочь!»

— Идемте же танцевать, Ваше Высочество, — Дукрист слегка сжал руку Шу и подмигнул: «Да, я предпочел тебя этой великолепной змее».

Жар прилил к щекам, язык прилип к гортани. Шу смогла лишь кивнуть в ответ и позволить Дукристу увести себя прочь.

Колдунья молчала, кружась с ним в танце. Молчал и Дайм, благодарный за передышку. Он рассматривал младшую Суардис и пытался понять: почему мерещится, что в руки свалилось сокровище? Почему не хочется отпускать девчонку, почему разумное решение кажется кощунством? Как так получилось, что некогда желанная до темноты в глазах Ристана вдруг обернулась немолодой теткой, злой и неумной?

Слишком много сегодня изменилось, слишком быстро — подумать бы, что делать дальше.

На бал Дайм опоздал. Не на торжественные речи, это прекрасно обошлось и без него. Прямо перед его носом темный успел перехватить Шуалейду. Соваться и отнимать её Дайм не пытался — однозначно проигрышный дебют. Потому лишь кусал губы, глядя, как Бастерхази охмуряет сумрачную — о да, она в самом деле оказалась сумрачной и в здравом рассудке! — а та восторженно смотрит ему в рот, принимая маску за правду. Еще бы, темный учился изображать из себя шис знает что пять десятков лет, и не перед глупой девчонкой, а перед самим Пауком.

Когда Дайм уже готов был наплевать на фору Бастерхази и ввязаться в бой, Светлая надоумила вмешаться Ристану. А может, Хисс дернул — старшее Высочество этим «принесите лорнейского» подписало себе смертный приговор. Хотя… темный и так не простит ей своего лакейского положения.