Дана Арнаутова - Год некроманта. Ворон и ветвь

Прихожу в себя от жуткой головной боли. Через минуту, отдышавшись, понимаю, что болит не только голова. Запястья и щиколотки горят, словно их обмотали крапивой. В спину упирается что-то твердое, узкое, поддерживая позвоночник и лопатки. А еще пахнет сыростью. И кровью. Что-то шуршит, движется рядом, живое и наверняка опасное. Прежде чем открыть глаза, я тянусь Силой, пытаясь хоть немного понять о месте, в котором оказался. И не могу сдержать стона. Огненный поток хлещет сквозь меня, заставляя внутренности свернуться в комок от боли, обжигая кожу, вспыхивая перед закрытыми глазами кровавыми полосами. Руки сами собой дергаются, пытаясь освободиться, и я только тут понимаю, что растянут крестом и крепко привязан.

— Открой глаза, — тихо просит кто-то совсем рядом.

Да уж придется. В подвале — а это точно подвал, по всему чувствуется — темно и холодно. Я лежу на огромной деревянной раме с упором для спины и подголовником, сооружение добротное и надежное. Инквизиторы такие обожают. И не только они. У меня самого в лаборатории есть, только не таких размеров, поменьше. Ну так я и не герцог… На краю рамы боком сидит мальчик Альбана, внимательно глядя на меня, и встретившись с взглядом светлых, сияющих в полумраке, совершенно безумных глаз, я понимаю, что влип в неприятности, как муха в смолу. Он и правда красив: прямые белокурые волосы до плеч, тонкие правильные черты, изящное тело — даже рваная рубашка в кровавых пятнах его не портит. Таких держат взаперти, навещая тайком, калеча им тело и душу. Таких рисуют на фресках, изображая ангелов и юных вдохновенных святых. Таких жгут на кострах. Моя иллюзия внешности давно пошла к нечистым, и Деррик смотрит на незнакомое лицо с интересом. А мне страшно.

— Я тебе не враг, — пробую пересохшие губы. — Я не от герцога, клянусь.

— Врешь, — мгновенно отзывается он. — Все врут. Всегда…

Из угла слышится слабый стон, я скашиваю туда глаза. Кажется, один из людей герцога. Может, и ошибаюсь. Мужик так перепачкан кровью, что ливрею не разглядеть. И сдается мне, что это его кровь на Деррике. А пассия герцога, между тем, разглядывает меня, как диковинное насекомое, вот еще чуть полюбуется — и можно отрывать крылышки. Да что со мной творится? Почему я не могу даже коснуться здесь чего-то Силой, взглянуть на изнанку мира? Ловушка? Похоже. Но вот чья?

— Ненавижу, — безмятежным голосом продолжает мой собеседник. — Твари. Нечисть. Ненавижу…

Он смолкает, будто захлебнувшись, и легко соскакивает с рамы на пол. Человек в углу снова стонет, и белокурый ангелок, подойдя, с размаху бьет его носком сапога в лицо.

— Они просили меня о пощаде, — так же спокойно сообщает он мне. — Все просили. О милости, о прощении. Этот последний. А я ведь тоже просил когда-то. Умолял… Больше не могу… Больше никогда не буду просить.

Преодолевая боль, я снова осторожно вглядываюсь в его сущность. Владыка Тьмы… Она переливается радугой, как чистейшее стекло на солнце, и искрит так, что глазам больно. Это не просто безумие, хотя в основе лежит именно оно. Парень сияет Силой! Прямо сейчас, передо мной, происходит инициация мага, слияние с собственной сутью, принятие ее. Он уже неосознанно пользуется сырой, грубой магией, как рыба плавает, как живое существо дышит. Теперь понятно, почему я беспомощен. Привязывая меня, Деррик сделал это в двух мирах, сам того не понимая. Просто воспользовался веревками, как основой для наложения заклятья. И, походя, перекрыл все мои способности. Это, конечно, не заклятье в его правильном понимании, всего лишь работа с чистыми потоками. Никакой тонкости, никакого мастерства. Но мне-то от этого не легче. Сумасшедший мальчишка, проходящий инициацию… Поздравляю, Грель! Только ты с твоим сказочным везеньем способен нарваться на такое. Интересно, он хоть что-то соображает? Пока я размышляю, наложник герцога снова присаживается на раму напротив моей груди. Теперь наши лица совсем близко: несмотря на сумрак, едва рассеянный факелом, я вижу темные слипшиеся ресницы, маленький шрам на скуле, окровавленное ухо. Похоже, там когда-то была сережка, пока ее не вырвали с мясом.

— Я подумал, что убить охрану — это слишком мало.

Он покачивает ногой, как мальчишка на заборе. Я дышу запахом крови и духов от тонкой, разорванной в нескольких местах рубашки. А еще от него пахнет молодым разгоряченным телом, потом и, почему-то, корицей. Но сильнее всего — кровью…

— Они, конечно, тоже твари. Но это не они приходили ко мне в спальню, таскали сюда, в подвал… Эту раму сделали специально для меня. Удобно, правда?

Он не ждет ответа. Просто смотрит мне в глаза, не видя. Я понимаю, что ему все равно с кем говорить. Неважно, что он видит меня впервые в жизни, что я никогда не причинял ему боли… Думай, Грель, думай! Не хватало тебе расплачиваться за чужие грехи, словно своих нету.

А Деррик монотонно продолжает:

— Я решил, что убью первого, кто приедет от него. Жаль, что сам Альбан больше не приходит. Я бы перегрыз ему горло, если бы смог. А он не приходит… Ему наплевать… Я его ненавижу больше всего на свете, а ему просто плевать, понимаешь?

Он наклоняется и проводит пальцами по моей щеке, жестко обхватывает ладонью подбородок. Я дергаюсь, но это бесполезно: пальцы у герцогской игрушки сильные, хоть и тонкие.

— Конечно, Альбан — это было бы лучше всего, верно? А раз его нет, мне придется убить тебя. Хоть что-то… Очень уж не хочется подыхать в одиночку…

— Тебе не обязательно умирать, Деррик, — пытаюсь я еще раз достучаться до остатков его рассудка. — Я никому не скажу, что это сделал ты. Можешь просто уйти. Возьми коня и уезжай, никто не будет тебя искать…

— Ты ничего не понимаешь, — вздыхает он. — Меня найдут. Или моих родных. У меня ведь есть семья, смешно, правда?

О да, обхохотаться можно… Сюда бы еще герцога, мы бы втроем посмеялись. А мне становится совсем не до смеха, когда длинные пальцы начинают расстегивать мне рубашку. Я невольно дергаюсь и шиплю:

— Ты что делаешь? Деррик… Деррик?

— Помолчи, — советует он, возясь с пряжкой ремня. — Я все равно тебя убью. Только сначала поиграю. Не все же вам это делать, верно? Пусть хоть кто-то из вас, уродов, на своей шкуре поймет, каково это…

Он что, поиметь меня собирается?! Похоже, да. А потом все равно убить. В полном соответствии с принципами справедливого воздаяния, что проповедуют церковники. И деться на проклятой раме совершенно некуда. Я отчаянно пытаюсь сбросить магические узы, но только зарабатываю увесистую пощечину, от которой в голове звенят соборные колокола.

— Я сказал, не дергайся. Может, мне кнут взять? Тут целый набор имеется. Отличная мысль, между прочим… На потом…

Пряжка поддается наконец, Деррик лихорадочно вытаскивает мою рубашку из штанов, а я никак не могу сообразить, как мне себя вести. Просить? Взывать к благородству, милосердию и прочей ерунде? Бесполезно. Сопротивляться? Еще сильнее раззадорится. Стиснуть зубы и перетерпеть? Что ж, может, парень потом и образумится. А может, и нет… Сущность у него так и полыхает спектром безумия, вряд ли он вообще осознает, что творит. Ну, Альбан, гадина, дай отсюда выбраться, ты мне за все ответишь. Дело уже не в задании Керена, у меня теперь к тебе личный счет…