Татьяна Богатырева - Гильдия темных ткачей

— Но почему?..

Она не успела спросить, как Дайм закрыл ей рот поцелуем. Снова боль, короткая, как молния — и…

Дайм пил свой первый настоящий поцелуй с женщиной и не мог напиться. Все мысли вылетели из головы, оставив лишь острое наслаждение и жажду. Руки сами собой скользили по шелковым плечам, спуская платье, вытаскивали из волос шпильки, притискивали её ближе, еще ближе… Пока вдруг не стало мокро и холодно, а рядом не раздался разноголосый мелодичный смех.

— Что за?.. — Дайм обернулся, загораживая Шуалейду собой.

Удар серебристого хвоста по воде, щедрые холодные брызги и разноголосый смех ответили ему. За спиной рассмеялась Шу:

— Русалки, помилуй Светлая, настоящие русалки!

Синеволосая дева высунулась из-за коряги, что-то кинула в них и с плеском ушла в воду. Дайм поймал аккуратно срезанный лотос, обернулся к Шуалейде.

Растрепанная, полураздетая, в сиреневых и незабудковых вихрях… моя! Моя сумрачная колдунья, обманувшая Печать.

Она улыбнулась сыто и довольно, соглашаясь: твоя.

Только смех и плеск за спиной помешали ему снова притянуть её к себе и проверить глубину заблуждений Парьена и Тхемши, уверенных в том, что Печать невозможно обойти.

— Ты так прекрасна, — шепнул Дайм, вплетая в волосы Шу лотос и прислушиваясь к себе. Печать действовала. Женщина по-прежнему была для него статуей из раскаленного металла. Но он не успевал почувствовать боли: Шуалейда поглощала её, преобразуя в энергию и оставляя ему лишь наслаждение. Правда, последний слой Печати не могла обойти даже сумрачная магия: если кто и лишит Шуалейду девственности, это будет не Дайм. Но, насмешливые боги, он не смел надеяться даже на поцелуи без боли. — Ты уже увидела, да?

— Для меня это слишком сложно, Дайм. — Шу провела ладонью по его руке, тоже прислушиваясь к потокам, и заглянула ему в глаза. — Тебе точно не больно?

— Я бастард, Шу. Пес, чья верность — цепь. — Он пожал плечами. — Печать Верности. Два слоя-плетения, добавленные специально для меня Пауком Тхемши и Его Светлостью Парьеном. Мне больно касаться женщины, любой женщины. И я никогда не смогу быть тебе мужем и любовником. Трону не нужны лишние претенденты.

— Никогда? — переспросила она.

Сполохи восторга и надежды в её ауре угасли, сменившись разочарованием и тоской. Та же тоска взяла за горло и Дайма: миг счастья оказался слишком короток, а откровенность — слишком дорога. Как всегда.

— Прости, любовь моя. — Дайм отступил. — Я не должен был.

— Нет. — Шуалейда шагнула к нему, положила руки ему на плечи и привстала на цыпочки. — Я люблю тебя. Мне не важно, что я никогда не стану тебе женой, Дайм! Все равно мне не выйти замуж за равного, я же темная.

Её ложь сияла слаще любой правды. Она сама почти верила, что да, остаться девственной и незамужней — неважно.

Не дав Шу договорить, Дайм подхватил её на руки.

— Не темная, а сумрачная. Тебе вкусно? — шепнул ей в губы.

Она вспыхнула смущением, обвила его за шею и ответила:

— Вкусно. Так нельзя, я знаю. Но…

— Можно. — Он поцеловал её и опустил в траву. — Все можно.

«А ты, дорогой папочка, можешь провалиться в Ургаш вместе со своим Конвентом!» — подумал он, отбрасывая камзол куда-то в сторону русалок.

435 год, 4 день Каштана. Суард.

Уснув в надежных объятиях Дайма, Шуалейда не слышала, как друзья зовут её с опушки непролазной чащи, что вдруг выросла вместо Королевского парка.

Ей снились светлые сны, полные радости и покоя. Снился молочный туман над травой, залитая рассветным золотом река. Белобрысый мальчик играл на деревянной флейте, сидя на ветке ивы. Чарующая мелодия плыла над водой, лепила из тумана фей и единорогов, манила в сказочный мир без начала и конца. Там было так тепло, так уютно и безопасно. И ветер шептал: спи, Шу, моя прекрасная Шу…

— Моя Шу, — прошептал ей в висок Дайм.

Это был не сон? Влюбленный светлый, лес Фей — на самом деле?

Шу прислушалась. Фельта Сейе струился теплой зеленью сквозь закрытые веки, пел: «Здесь безопасно, здесь твой дом. В лесу Фей никто не найдет и не тронет тебя». Прекрасная иллюзия. Но прекрасные иллюзии не длятся долго.

Она открыла глаза и встретилась взглядом с Даймом. Осторожно потянулась к смуглой груди в разрезе сорочки — не веря, что Дайм вчерашний не привиделся, и наткнулась на гладкость барьера.

«А чего ты ждала? Что ради тебя маркиз Длинные Уши перестанет быть самим собой? Останется в Суарде, преподнесет голову темного в качестве свадебного подарка, и вы заживете долго и счастливо? Ну конечно. Мечтай», — обида и разочарование захлестнули с головой, но она мгновенно загнала их куда подальше и улыбнулась, словно на светском приеме.

— Светлого утра, Ваше Высочество, — шепнул Дайм, склонился к ней, укутывая собственным теплом, коснулся губами губ и вздрогнул.

Шуалейда вздрогнул вместе с ним. Снова его боль хлынула пряной волной, омывая, впитываясь в кожу, насыщая и пьяня. И вместе с болью — страх, и со страхом ярость, готовность зубами и когтями рвать любого, кто покусится на неё.

Во взбесившихся потоках стихий ей виделся черный кугуар с бирюзовыми глазами: скалились клыки, хвост бил по бокам, под блестящей шкурой переливались мускулы — миг, и зверь сорвется в прыжок. Светлый маг, потомок Кристисов, основателей Империи: кто посмеет отнять его добычу или его самку? Если только его же братья, четыре хищные кошки с такими же глазами: страшно, как же страшно! Бежать отсюда или встать с ним рядом? Добыча или ровня?..

— Шу? — встревоженный голос Дайма вырвал ее из видений. — Что случилось?

Твердые ладони отводили спутанные пряди с её глаз.

— Дайм, ты… — она хотела спросить о его отце и братьях, но вовремя поняла, что он не ответит. — Тебе всегда будет больно?

— Больно? Это не то, о чем стоит беспокоиться. — Дайм улыбнулся и тут же посерьезнел. — Нам пора.

Он вскочил и подал ей руку.

— Ширхаб! Баль и Эрке! — тревога смыла остатки романтики.

Она поднялась с невесть откуда взявшегося пледа, рванулась прочь, но Дайм не пустил.

— Не волнуйся так. Рональд их не тронет, пока… — Дайм осекся, не желая произносить «не получит тебя», но Шу поняла. — Ты не собираешься идти в таком виде?

Оглядев измятые, в зеленых пятнах травы, юбки, висящий на ветке чулок и распущенный корсаж, Шу собралась наложить иллюзию, но Дайм остановил ее.

— Смотри: инерция, гармония. — Он нарисовал двойной символ, и тут же на нем оказались камзол, кружевное жабо, даже неизменные перчатки — словно он только что вышел из гардеробной. — Повтори. Сфокусируй на одежде.

Шу нарисовала знак, вплела немного воздуха… и отпрянула: первозданно чистый, отглаженный камзол вместе со всем, что было на Дайме, аккуратно лег на траву. Щеки её вспыхнули смущением, а взгляд сам собой заскользил по белесой нити, наискось пересекшей смуглую грудь и спустившейся на живот; и ниже, к явному свидетельству его желания. Дайм тоже замер, но тут же опомнился и улыбнулся: