Татьяна Богатырева - Гильдия темных ткачей

Лягушонок глянул вопросительно, но Ульрих только вздохнул, покачал головой и продолжил:

— Кроме дара, у Ристаны было все. Мардук готовил её себе на смену — немудрено, Ристана уродилась копией отца: красива, умна, горда, упряма, очарует виверру и переговорит Совет Кланов. Королева была той же породы: жесткая, властная. Да вот беда, хорошая королева не всегда хорошая жена. Так что когда при дворе появилась Зефрида Тальге, нежная и веселая, как фея, к тому же со светлым даром, исход был предрешен. Любовь с первого взгляда. И ненависть тоже. Королева все сделала, чтобы девицу Тальге от двора прогнать, да опоздала. Король наш если чего хочет, получит. — Ульрих снова вздохнул. — Все же вы, люди, такие странные… разве хоть одна гнома останется с нелюбимым и нелюбящим мужем? Это же против природы. А у вас — даром что светлые, ради власти и денег забываете себя. А уж если любовь, то куда только ум девается?

Замолкнув, Ульрих отхлебнул остывающего чаю.

— Ульрих! Рассказывай дальше! — поторопил Лягушонок.

— Ладно. Слушай. Первая королева умерла в год, когда Ристане исполнилось пятнадцать. По официальной версии, неудачно упала с лошади. Как было на самом деле, никто не знает, только Зефрида Тальге вдруг перестала быть светлой. Не стала и темной, такого придворный маг не смог бы скрыть. Просто — нечто странное, ни Свет, ни Тьма. Говорят, бывают сумрачные маги, а то еще светлый может отдать душу Хиссу… Может, вот такое и получается. Ты же знаешь, хоть Дракон и не дал нам стихийной магии, но рунмастера стихии видят. Кузену достало одной встречи, но он промолчал — не лезть же поперек королю. Это забота придворного мага: он и объяснил все королю, да толку? Сам впал в немилость, а Мардук все равно объявил о скорой свадьбе.

Ульрих взглянул на гостя, слушает ли? Сияющие любопытством синие глаза подтвердили: слушает, еще как слушает! Тогда довольный гном продолжил:

— Ристана объявила будущей мачехе войну, но куда ей против отца? Ни уговоры, ни скандалы не помогли. Я уж не знаю, что там Мардук думал о смерти первой жены, но он твердо заявил: светлая не могла сотворить зло, и точка. Тем более, Зефриду народ любил — ты бы видел, какие празднования устроили в честь помолвки! Придворный маг молчал, Ристану никто не слушал, а глава Конвента временно ослеп и оглох. Собственно, в последующих неприятностях Мардука он виноват не меньше, чем старшая принцесса. Ристана соблазнила светлого придворного мага, связалась с каким-то темным — тогда в Суарде было изрядно магов. Как ей так удалось задурить головы обоим, для меня загадка. Правда, кузен говорит, что все ж капля-то дара Ристане перепала, но слишком малая, чтобы её за мага считали, даже этой вашей дурацкой шерской категории — ну да такие капли у всех шеров остались. Да и капля та темная, даром что в роду её матери чистоту светлой крови блюли, как безумные. А толку…

Покачав головой и отпив еще чаю, гном продолжил:

— Глава Конвента ничего не видел, не слышал и, разумеется, не делал. Отцу Ристана тоже навешала тины: он никак не мог поверить, что любимая доченька способна ради наследства на такое. Даже когда первенец Зефриды родился мертвым — хоть до последнего дня толкался, да и кузен говорил: родится здоровый младенец со светлым даром — Мардук не подумал на дочь. Конечно, Ристана со дня отцовской свадьбы притихла, стала мила и добра несказанно, улыбалась мачехе и на каждом шагу твердила, что всю жизнь мечтала о братике. Да только каким надо быть слепцом, чтобы не увидеть притворства?.. эх, люди…

Ульрих грустно замолк, Лягушонок тоже молчал, задумавшись.

Через минуту гном встряхнулся.

— Ещё чаю? Варенье какое — сливовое или айвовое?

— Айвовое, — ответил Лягушонок, погруженный в историю. — Ну, рассказывай, рассказывай дальше!

Убедившись, что публика с должной долей восторга и нетерпения ожидает продолжения, Ульрих неторопливо налил себе очередную чашку и заговорил снова:

— Так вот… на чем я остановился? На следующий год королева вновь понесла, девочку. Шуалейда родилась хилой, без признаков дара. Ристана на сестру и внимания не обратила: наследницей малышке все равно не быть. Никто же не предполагал, что Зефрида родит двух магов, такого уже лет сто не случалось. К тому же дар младшей принцессы спал так крепко, что никто его не распознал. С рождения никому не было до неё дела. Королева горевала по первенцу, король утешал королеву, а Шуалейду отдали нянькам.

— Ульрих, а разве так бывает, что маг рождается не магом? Ну — что дар пробуждается потом?

— Бывает. Все бывает, малыш. Ваша, человеческая, магия — дивно странная и непредсказуемая вещь. Стихия, она и есть стихия.

— А стихийные маги вашу магию видят?

— Конечно. Энергия-то одна, только у нас все по науке, а у вас — как боги на душу положат. Простую действенную руну любой гном может сделать, рунмастер он или нет. Даже ты сможешь, если поучишься лет сорок, — гном хмыкнул. — Хотя куда вам сорок лет осваивать азы…

— Так что там с Шуалейдой, Ульрих? Она же темная, да? А разве у светлых может родиться темная?

— Э, погоди, малыш. Не так быстро.

Лягушонок умолк, только продолжал заглядывать гному в глаза: ну же! Расскажи!

— Ладно, ладно, — смилостивился оружейник. — Слушай дальше. Может, что и поймешь. Через год Зефрида снова понесла, и снова мальчика. Мардук словно взбесился: поселил королеву в Закатной Башне, никого, кроме старой няньки и придворного мага, к ней не подпускал. Выставил стражу в три ряда, даже по саду Зефрида гуляла в сопровождении половины королевской гвардии.

Ульрих неодобрительно покачал головой.

— Наследник родился рано утром. Говорят, счастливое предзнаменование… а я тебе скажу, ничего счастливого в ту ночь не было! Все, кто был при королеве, умерли. Никого, кроме самой Зефриды и её детей, не осталось. И никто не знает, что там произошло. Только и видели, что молнии над Закатной башней, да всю ночь ливень хлестал. Наутро оттуда никто не вышел, только послышался плач новорожденного. Мардук поднялся к жене в башню, не побоялся. Вынес сына на одной руке, а за другую маленькая принцесса держится, зверенышем по сторонам зыркает, а у самого короля голова-то вся седая. Велел гвардейцам королеву перенести в его покои, а все тела — сжечь в тот же день. А саму башню закрыл, и вот уже четырнадцать лет там никто не живет… Но слухи все равно поползли: будто умерли они все от ужаса, а виной тому маленькая принцесса. Правильные слухи-то. Кузен сказал, в ту ночь у принцессы дар и открылся. Ни светлый, ни темный. И творилось с ней странное: отказывалась отходить от брата, засыпала только в его кроватке, никого, кроме няньки и родителей, к нему не подпускала — визжала так, что стёкла сыпались. А если поблизости оказывалась старшая сестра, наводила такой ужас, что никто не выдерживал — кто не мог сбежать, падал в обморок, а одна служанка ума от страха лишилась.