Патрик Ротфусс - Имя ветра

— …сказал вам. У меня нет лицензии. Мне не нужна лицензия. Что, теперь уже и разносчику нужна лицензия? Может, и лудильщику нужна?

— Ты не лудильщик, — возразил мэр. — И не пытайся выдать себя за него.

— Я не пытаюсь выдавать себя ни за кого, — оборвал его старик. — Я и лудильщик, и разносчик — и больше, чем оба, вместе взятые. Я арканист! Ты понял, груда бурлящего идиотизма?

— О чем я и говорю, — гнул свое мэр. — Мы все в этих краях люди богобоязненные и не желаем водиться с темными силами, которые лучше не трогать. Нам не нужны неприятности с такими, как ты.

— С такими, как я? — вопросил старик. — Да что ты знаешь о таких, как я? В эти края настоящие арканисты наверняка лет пятьдесят уж не заглядывали.

— Это-то нам и надо. Просто разворачивайся и езжай, откуда явился.

— Черта с два я проведу ночь под дождем из-за твоей тупой башки, — запальчиво возразил старик. — Мне не нужно твое разрешение, чтобы снять комнату или поработать на улице. Так что отойди от меня или на своей шкуре узнаешь, какие неприятности могут быть от «таких, как я».

На лице мэра промелькнул страх, который тут же смыло волной гнева. Он через плечо махнул констеблю.

— Тогда ты проведешь ночь в кутузке за бродяжничество и вызывающее поведение. Мы отпустим тебя утром, если научишься придерживать язык.

Констебль приблизился к фургону, благоразумно прижимая дубинку к бедру.

Старик выпрямился и поднял руку. Яркий красный свет заструился из передних углов фургона.

— Вам повезло, что далеко, — зловеще произнес он. — Иначе бы никому не поздоровилось.

После секундного удивления до меня дошло, что красный свет идет от пары симпатических ламп, которые старик укрепил на своем фургоне. Я видел одну такую раньше, в библиотеке лорда Грейфеллоу. Они горели ярче газовых ламп, ровнее свечей или масляных ламп и были практически вечными. Кроме этого, они чертовски дорого стоили. Я мог поспорить, что в этом городишке никто даже не слышал о таких штуках — не то что видел.

Когда зажегся свет, констебль замер как вкопанный. Но поскольку больше вроде бы ничего не происходило, он браво выпятил челюсть и продолжил путь к фургону.

Старик забеспокоился.

— Ну-ка погодите минутку, — начал он, когда красный свет в фургоне стал гаснуть. — Мы же не хотим…

— Заткни хлебало, старый пердун, — велел констебль.

Он схватил арканиста за плечо с таким видом, словно совал руку в раскаленную печь. Ничего ужасного не произошло, и констебль ухмыльнулся, снова преисполнившись уверенности:

— А будешь еще какую дьявольщину творить, я тебя долбану как следует.

— Молодец, Том, — похвалил мэр, просияв от облегчения. — Веди его, а потом пришлем кого-нибудь за фургоном.

Констебль ухмыльнулся еще раз и вывернул руку старика. Арканист согнулся пополам, издав короткий свистящий, полный боли звук.

С того места, где я прятался, я видел, как тревога на лице арканиста сменилась болью, а потом яростью — все за одну секунду. Его губы шевельнулись…

Из ниоткуда ударил свирепый порыв ветра — будто в одно мгновение разразилась буря. Ветер зацепил фургон старика, и он встал на два колеса, а потом снова грохнулся на все четыре. Констебль отшатнулся и упал, словно пораженный Господней дланью. Даже там, где я прятался — метрах в десяти от них, — ветер был так силен, что мне пришлось шагнуть вперед, будто кто толкнул меня в спину.

— Изыдите! — гневно прокричал старик. — Не тревожьте меня больше! Я превращу вашу кровь в огонь, а сердца наполню ужасом, что холоднее льда и железа!

В этих словах было что-то знакомое, но я не мог припомнить, откуда знаю их.

Мэр с констеблем поджали хвосты и бросились наутек — с глазами, белыми от ужаса, как у перепуганных лошадей.

Ветер стих так же внезапно, как и появился. Вся буря продолжалась не более пяти секунд. Поскольку почти все горожане сейчас собрались в трактире, я сомневался, что кто-либо еще видел это, кроме меня, мэра, констебля и пары стариковых ослов, запряженных в фургон и хранящих полнейшую невозмутимость.

— Избавьте это место от вашего нечистого присутствия, — бормотал про себя арканист, наблюдая за бегущими обидчиками. — Силою имени моего я повелеваю, чтобы стало так.

Наконец я понял, почему эти слова показались мне столь знакомыми. Он цитировал сцену изгнания демонов из «Даэоники». Не многие знали эту пьесу.

Старик вернулся к своему фургону и начал импровизировать:

— Я превращу вас в масло на летнем солнце. В поэта с душой священника. Я нашпигую вас лимонным кремом и выброшу из окна. — Он сплюнул. — Идиоты.

Гнев, похоже, покинул его, и старик испустил глубокий усталый вздох.

— Да уж, хуже и быть не могло, — пробормотал он, потирая вывернутое плечо. — Думаете, они вернутся с целой толпой?

На мгновение я подумал, что старик обращается ко мне. Затем я понял: он говорит с ослами.

— Я тоже не думаю, — кивнул он. — Но бывало, что я ошибался. Давайте-ка лучше остановимся на краю города и полюбуемся на остатки овса.

Старик вскарабкался в фургон и вылез оттуда с широким ведром и почти пустым холщовым мешком. Он высыпал содержимое мешка в ведро, явно пав духом при виде результата, взял горсточку овса себе и ногой подтолкнул ведро к ослам.

— Не смотрите на меня так, — буркнул он. — Все на голодном пайке. Кроме того, вы хоть пастись можете. — Поглаживая осла, он начал жевать сырой овес, иногда останавливаясь, чтобы выплюнуть шелуху.

Мне показалось очень печальным, что этот старик путешествует совсем один и, кроме ослов, ему даже поговорить не с кем. Нам, эдема руэ, тоже приходится нелегко, но нас много. А у этого человека не было никого.

— Мы забрались слишком далеко от цивилизации, ребятки. Те, кто нуждается во мне, мне не доверяют, а те, кто доверяет, не могут себе позволить моих услуг. — Старик уставился в свой кошелек. — У нас есть пенни и еще полпенни, так что выбор невелик. Хотим мы промокнуть сегодня или поголодать завтра? Никакого бизнеса тут, похоже, не получится. Так что придется выбирать: не одно, так другое.

Я крался вокруг угла дома, пока не смог разглядеть, что написано на боку стариковского фургона. Надпись гласила:

Абенти заметил меня, как только я выступил из-за дома, где прятался.

— Эй, привет. Могу я тебе чем-то помочь?

— Вы неправильно написали «болезни», — указал я.

Он удивленно посмотрел на меня.

— На самом деле это шутка, — объяснил он. — Я немножко варю пиво.